Германские генералы, выехавшие со свитой посмотреть, как германские пушки разнесут французское селение, стремительно умчались в сторону тыла.
Никто этого не ожидал, но первый же залп одной из митральез, направленный в сторону вражеского командования, дал лучший результат, чем ожидалось. Выстрелы должны были спугнуть генералов и заставить их убраться. Но двадцать пять пуль отправленных в полет без надежды на попадание, неожиданно показали пример меткости и эффективности. Кучно летевшие пули, уже почти на пределе своей дальности, сразили сразу трех вражеских генералов. И не абы каких! Был убит командир 1-й гвардейской дивизии фон Папе. Ранен командующий Гвардейским корпусом принц Фридрих Август Вюртемберский. Ранен и скончался в тот же день начальник штаба корпуса генерал фон Данненберг. Кроме этих троих была убита одна лошадь и ранены еще три. А больше никого в свите и не задело.[83]
Чуть позже был ранен и командующий гвардейской артиллерией князь Гогенлоэ-Ингельфингель, наблюдавший за тем, как его батареи занимают указанные диспозицией места. Несмотря на ранение, князь остался в строю, и позже император Александр II наградит его за этот подвиг орденом Святого Георгия 4-й степени, «в воздаяние отличной храбрости и военных подвигов».
На неожиданный обстрел митральез немцы ответили выстрелами нескольких орудий, стрелявших совсем «не по-немецки», беспорядочно и вразнобой. Никакого «орднунга», что приписывают пруссакам со времен Фридриха II. Снаряды разорвались на противоположной околице села, далеко от сада, а тем более от позиции картечниц.
Послышался металлический лязг, топот копыт, громкие крики возницы, подгоняющего лошадей.
Из-за домов в поле выскочил всадник, в щегольском мундире конных артиллеристов и мохнатой шапке с белым султаном. Черный как смоль жеребец был под стать всаднику. Рослый, могучий, ярый. Оба будто сошли с картин Жана Детая, посвященных армии времен великого Наполеона. За всадником появились повозки, которые издавали шум, привлекший внимание Дюпона, да и не только его. Это были три настоящих парижских фиакра, подобных тем, что можно увидеть на бульварах столицы перед дорогими гостиницами. Но были почему-то выкрашены в неряшливый коричнево-зеленый цвет. Да и колеса отличались от парижских колясок. С более толстыми спицами и непривычными широкими шинами на колесах. На задних сидениях двух фиакров были установлены митральезы непривычного вида, а на третьем вместо заднего сидения был какой-то ящик. Замыкали строй конные артиллеристы, имевшие вид весьма опытных вояк.
Повозки прогрохотали, оставив после себя клубы поднятой пыли, и умчались в поле, по дуге обходя митральезы, продолжающие обстреливать бошей.
– Матка боска! – услышал Дюпон рядом.
– Матерь божья! – повторил Гаспар следом, второй раз в этот день вспомнив Небесную Госпожу.
За минуту или две, что он смотрел на странные митральезы на колясках, ситуация на поле перед позициями кардинально изменилась. Рядом с пушками двух германских батарей не осталось ни одного канонира. Кто был убит, кто, ранен, а остальные разбегались кто куда. Понесли потери и батареи стоящие дальше, и сейчас ближайшая, из оставшихся, разворачивала свои орудия в сторону зловредных митральез. Но едва они развернулись, как прямо с поля послышались выстрелы. Жертвами стрелков стали по всей видимости командир батареи и другие офицеры или сержанты. По меньшей мере, на батареи поднялась суета, одно из орудий сразу же бахнуло куда-то в сторону поля. Впрочем, снаряд не нанес никакого вреда французам, разорвавшись далеко за тем местом, где прятались картечницы.
Теперь к стрекоту митральез присоединились ружейные выстрелы, звук которых отличался от ружей Шасспо. Причем стреляли не только из окопов в поле, но и, по видимости, если судить по хлопкам, доносившихся со стороны селения, с чердаков домов, а возможно и с колокольни церкви.
– Странная какая-то батарея, – резюмировал сосед, справа.
Дюпон только согласно кивнул.
«А Доминик-то поляк», – подумал Гаспар, вспомнил вырвавшееся у солдата восклицание.
Впрочем, поляки во Франции появились еще при Лещинском. На рубеже 18-го и 19-го веков во Францию хлынул целый поток поляков, убегающих с исчезнувшего в волнах истории Речи Посполитой. За ними последовали волны эмигрантов после каждого неудачного польского восстания. Но для Дюпона было важным то, что пять эскадронов польских улан не отреклись от императора и сопровождали его на Эльбу, потом высадились в бухте Жуан, и все до единого человека легли на поле Ватерлоо. Впрочем, никто не может превзойти французов в отваге – был уверен Дюпон. Французские кирасиры шагом, молча шли под Ватерлоо под пушечную картечь, исполняя приказ и зная, что никто из них не переживет эту атаку.
83
Потери среди германского генералитета в этом бою, целиком вымысел автора. Слава богу, все упомянутые господа в реальной истории не получили ни царапины. Зато вечером выслушали выволочку за недопустимые потери среди гвардейцев. Теперь они избавлены от гнева короля и нотаций от Мольтке и Бисмарка.