– Подполковник Шеварди предложил расположить батареи митральез прямо в селении, укрыв их до времени в сараях и даже домах.
– Шеварди? Это который Маркиз?
– Сегодня он продемонстрировал возможности митральез у Сен-Мари.
– И неплохо продемонстрировал, надо сказать, – согласился маршал. – Передайте ему митральезы из дивизии Тиксье. Шесть орудий больше, шесть меньше…
– Уже четыре митральезы, – уточнил адъютант. – Две повреждены вражеским огнем.
– Тем более! Возможно, Шеварди сможет найти им лучшее применение, чем гибнуть под прусскими снарядами. И может он нас сегодня еще раз удивит.
Канробер посмотрел на солнце. До заката оставалось около полутора часов.
Девяносто четвертый полк оставили прикрывать Сен-Прива с севера, со стороны Ронкура. Можно сказать, что они были на довольно спокойном направлении, откуда не ожидалось скорое появления врага. Саксонцы все продолжали, и продолжали свой анабазис флангового обхода, отдаляясь все дальше и дальше на север.
И, тем не менее, полк нес потери. Очень чувствительные потери.
Далекое уханье пушек, свист снарядом, грохот взрывов, после которых слышен оглушительный шум обрушившихся крыш и стен, крики раненных… И вновь уханье, свист… Раз за разом… Минуту за минутой. Целый час. Целый час нескончаемого ужаса и ожидания смерти.
Обстрел Москвы был страшен тем, что огонь многих батарей был сосредоточен на небольшом пространстве одной фермы. Зато в Сен-Прива было больше жертв, просто в силу простого правила: где больше солдат, там больше и убитых. Защитники Москвы стреляли в ответ и унесли немало жизней врагов. А в Сен-Прива не было возможности ответить, враги не атаковали, оставаясь вне досягаемости. И приходилось умирать, не сделав ни единого выстрела. И не известно, что страшнее.
Но солдат не выбирает место, где ему лечь в землю.
Роте капитана Леру в качестве места дислокации выпало северное кладбище. Что вызвало всплеск кладбищенского юмора среди солдат роты.
Было ли в Сен-Прива еще и южное, никто не знал. Но это почему-то называли северным.
– Вот же не повезло, – говорили все в начале, располагаясь среди могилок.
А потом, когда начался обстрел, заметили, что среди тех, кто вынужден был ждать атаки врага, устроившись среди надгробий, потери ниже, чем у соседей.
Кто-то сказал:
– Может здесь похоронен какой святой?
– Думай сам, что говоришь! Над могилами святых всегда сооружают храмы. К ним приходят паломники. Ты здесь где-то храм видишь? Вон один, святого Жоржа вроде, в центре деревеньки.
– Может неизвестный святой.
– Какой может быть неизвестный без чудес?
– А ты выгляни за забор! А сюда не залетело ни одного снаряда.
Впрочем, не было никакой мистики в том, что снаряды пока не залетали на кладбище. Одна лишь баллистика и геометрия. Но у солдат всегда свой взгляд на жизнь и смерть.
Вера в чудодейственную защищенность кладбища только усилилась, когда капитана Леру вызвали к командиру полка, и он был убит германским снарядом, едва отойдя на десяток шагов от кладбищенской ограды. Так и не узнав, что мог бы сегодня стать командиром батальона.
Место командира роты временно занял лейтенант Гренье. А Дюпон неожиданно для себя поднялся до взводного.
Солдаты погрустили минуту о хорошем командире. Гаспар Дюпон даже хлебнул чуток из фляги в память о покойном. А дальше занялись своими делами. А что тут говорить: сейчас Леру, а вскоре ты, или он, или я. Дело то обыденное.
Слишком много смертей. Слишком много крови, стонов и мучений. Слишком.
В какой то момент, страх, терзавший с утра всех и каждого, притупился, а то и вовсе исчез. Люди устали бояться и на время утратили чувство самосохранения. Сейчас солдат сейчас заботило, столько воды осталось во фляге и патронов в сумке. Но все могло измениться в одну минуту. Наступил момент, когда усталость от войны могла переполнить допустимую природой грань. И тогда плотина, воздвигнутая в разуме солдата дисциплиной, долгом, тщеславием и бог весть еще какими отвлеченными понятиями, позволяющими управлять солдатской массой в бою, могла рухнуть, превратив воинское подразделение в обезумевшую толпу. Это чутко уловил старый контрабандист, разрядив томительное ожидание новой атаки немудренной шуткой:
– Вы как хотите, парни, а мне на кладбище нравится! Тихо, спокойно, и снаряды не летают.
– Смотри, Гаспар, придет за тобой сюда Ганс[101]! – скаламбурил Пауль Монс из Страсбурга.
– Ну, придет, здесь и ляжет!
101
В Лотарингии существует легенда о Гансе Троппе, рыцаре, которого Господь превратил в демона.