– Парочку лопат я вам выделю, – проявил щедрость сержант-майор.
– Буду вам благодарен. И спасибо за совет, – искренне произнес Гренье, удивляясь, как война переворачивает с головы ценности. Пара лопат в Сен-Прива в этот момент ценились на вес золота. Да что там золота – человеческой жизни.
Как только лейтенант свернул разговор, солдаты снедаемые любопытством, но удерживаемые дисциплиной, тут же засыпали артиллеристов массой вопросов. Их интересовало, что слышно при штабе? Будут ли еще подкрепления? Что происходит южней, на позициях остальных корпусов?
– По поводу подкреплений – это вы при случае у маршала спросите, – ответил Бомон, не уточняя, какого именно маршала он имел в виду. – На юге… Я слышал, что корпуса прочно держат фронт. Кое-где удержали даже и передовые пункты. В этот раз Москва хоть и сгорела, но гарнизон держится. А под Лейпцигом, сколько боши народов не согнали, но пришлось им отступить.
Впрочем, шутку про Москву и Лейпциг[104] смогли оценить только лейтенант и капрал Дюпон.
Бомон отправился к своим позициям, сопровождаемый Дюпоном. А лейтенант, пребывая в хорошем настроении, стал насвистывать популярную солдатскую песенку «Мальбрук в поход собрался». Три орудия не слишком большая подмога. Но главное, в чьих руках находятся эти орудия. А этот сержант Бомон и его командир продемонстрировали, что они настоящие мастера во владении митральезами.
– Рота, слушай приказ! – прокричал лейтенант. – Хватайте лопаты, и все что их напоминает, и превращайтесь в кротов. Через пятнадцать минут чтобы все свободные участки земли превратились в окопы, где можно укрыться от осколков снарядов. Вольные стрелки, вас это не касается. Вы продолжаете наблюдение за противником.
А чтобы, чем то занять паузу перед боем и поднять дух солдат, лейтенант приказал Шарлю Сорелю, парижанину и вечному студенту, что считался лучшим певцом не только батальона, но и всего полка, спеть что-то повеселей.
Запел хорошо поставленным баритоном Сорель, слегка переиначив слова песни. Знакомые куплеты, тут же подхватили солдаты. Они пели хриплыми голосами, не всегда попадая в такт, зато громко и с энтузиазмом.
Слова песни разносились над кладбищем, то и дело заглушаемые разрывами снарядов, падающих где-то за оградой.
Между тем пушечная канонада теперь раздавалась и со сторону Ронкура. Обернувшись в ту сторону, Гренье увидел как в кладбищенские ворота входит Дюпон с двумя лопатами на плечах. Тут же к сержанту подскочили наиболее бойкие солдаты и освободили его от ноши.
– Вовремя сержант нас предупредил, – сказал лейтенант подошедшему Гаспару. – Скоро саксонцы повернут и на нас.
– Тогда и пруссаки пойдут, – добавил Дюпон. – У них не останется выбора.
– Кстати, я забыл спросить Бомона, а куда они дели трофейное орудие.
– Я спросил, – усмехнулся Гаспар. – Но он ответил как то непонятно. Сказал, что это его хаудах. Знать бы еще, что это такое.
– Я знаю. Это короткоствольное ружье или пистолет очень большого калибра. В Индии охотники его используют как оружие последнего шанса, если они только ранили, а не убили тигра. Или если тигр выпрыгнет из засады.
– Значит, ко всему прочему этот Бомон еще и охотник на тигров. Странная, вам скажу, личность этот сержант-майор.
Глава 17. Гвардия умирает
Франция, Лотарингия, Сен-Прива-ла-Монтань, 18 августа 1870 г.
Все когда-нибудь кончается. И запасы снарядов на батареях тоже не бесконечны. Генерал Будрицкий, будучи всю жизнь профессиональным военным, хорошо знал насколько прожорлив Молох сражений. Все таки это была уже четвертая война, в которой он участвовал. Да и революция 48-го года, с уличными боями и даже штурмами городов, мало чем отличалась от настоящей войны. Разве что большим ожесточением.
Поэтому Будрицкий не удивился, когда ему сообщили, что артиллерийские повозки практически опустели. Остался лишь запас, отложенный на всякие непредвиденные случаи. Генерал вздохнул, придется отдавать приказ на штурм Сен-Прива. А ему этого не хотелось. Не потому что он испытывал страх – генералы не ходят в атаку. И не потому, что опасался поражения – противник значительно уступал ему и в численности, и в оснащении, и в подготовке. Просто он знал, что штурм, даже такой слабой позиции как Сен-Прива – это большие потери. И эти потери ему казались напрасными. Почему-то он испытывал твердое убеждение, что французские войска при любом развитии событий отступили бы. Так было и четырнадцатого числа и шестнадцатого. Будрицкий был уверен, что французский командующий точно также отдаст приказ на отход и завтра. Было ли это частью какого то хитрого плана, генерал не знал. Но был уверен, что поставленные цели – заставить французов отойти, можно было добиться и не бросая войска в атаки. Но какая слава без пролитой крови?
104
О ходе сражений у фермы Лейпциг и Москва (Moscou) в книге было написано ранее. Продолжая тему ферм, названных в честь наполеоновских битв, следует добавить, что к востоку от Сен-Прива находилась ферма Маренго.