Не меньше трети гвардейского корпуса уже была расстреляна французами под Сен-Прива и навсегда останется на этом поле. Прусская гвардия гибла, сгорая в безрезультатных атаках. А вместе гибли прежние представления о наступлении пехоты на поле боя. Уходили в прошлое старые уставы, с картинками учебных плацев на которых маневрировали плотными строями полки и батальоны. Вон они лежат эти батальоны, выполнявшие требования Устава о непрерывном ударном движении.
К стоявшей у Сен-Мари группе генералов и офицеров подъехал офицер. Это был знакомый Будрицкому полковник Верди дю Вернуа, возглавлявший осведомительный отдел при Главной квартире.
– С чем пожаловали, господин полковник?
– Собственно я не к вам, а к кронпринцу. Генерала Мольтке обеспокоили сообщения о крупных силах в Мананкуре. Появление там французов вызывает опасение, что Базен начал прорыв на север, чтобы обойти наши армии по дуге. Ранее Главная квартира предполагала, что противник отступает на Мец.
– Если противник отступает, то с кем мы сейчас сражаемся? – довольно едко спросил Будрицкий, слышавший еще утром от посыльных из королевской ставки, что «противник отступает». – О чем еще говорят в Главной квартире?
– Его величество обеспокоен большими потерями в Гвардии.
«Король будет еще больше расстроен, когда услышит цифры потерь при Сен-Приве, а не только у Сен-Мари», – подумал Будрицкий, но вслух сказал:
– Можете передать его величеству, что гвардия умрет, но выполнит свой долг.
«За такой ответ и орден могут не пожалеть», – с сарказмом подумал Будрицкий о собственных словах. – «Прямо хоть в учебник для гимназистов. Как там? La Garde meurt mais ne se rend pas![105] Вот же дерьмо».
Верди дю Вернуа был хороший офицер и был симпатичен Будрицкому. Но генерал потерял интерес к дальнейшей беседе с ним и обернулся к своим офицерам:
– Господа, мы идем в атаку. Распорядитесь, чтобы впереди батальонов шли цепи застрельщиков. Самим батальонам наступать в разреженном строю[106].
Офицеры зашевелились, услышав приказание, которое противоречило их пониманию, как следует наступать, вбитому в сознание в училищах, а затем многолетними занятиями на плацах.
– Повторяю, не только батальоны, но и роты и взводы должны атаковать в разомкнутом строю, разреженными цепями. Господам офицером отправиться по подразделениям и разъяснить это подчиненным. Атака по сигналу.
Крест генералов – посылать других на смерть, а самому оставаться в живых. Это их долг – руководить сражением. Но иногда и генералам приходится лично идти в бой.
Будрицкий не оборачиваясь на свиту, подъехал к одному из батальонов, спешился и передал уздечку лошади адъютанту. Все распоряжения он отдал заранее, а теперь хотел сам повести гвардейцев.
– Ну-ка, сынок, давай я сегодня понесу знамя! – сказал генерал знаменосцу.
Два километра до Сен-Прива. Три тысячи шагов. Полчаса ходьбы. Если не под пулями. А под пулями – как получится.
Пятьдесят восемь лет, что ни скажи, а возраст! Но в руках еще достаточно сил, чтобы нести знамя впереди своих солдат.
Две тысячи шагов прошли легко. Французские митральезы доказали, что они способны стрелять на такое расстояние. Но молчали.
Последняя тысяча шагов уже под огнем красноштанников. Каждый шаг – чья-то смерть. Тысяча шагов – тысячи убитых и раненных, которых послал под пули он, генерал Будрицкий.
Осталось двести шагов, рубеж штыковой атаки, когда пуля ударила Будрицкого в руку. И знамя упало на землю. Генерал поднял его здоровой рукой, уперев древко в землю.
– Вперед! Вперед! Не останавливайтесь! Мы уже победили! – закричал Будрицкий, ободряя атакующих.
– Вперед! Вперед! – повторял он, и сделал попытку нести знамя одной рукой.
Следовало бы перевязать рану. Но это потом. Сен-Прива вот оно! Рядом! И надо, чтобы солдаты видели, что их командир с ними. Пусть он ранен. Но он с ними. Солдатам будет легче идти под пули картечниц.
«Это было верное решение, идти в разреженном строю», – отстраненно подумал Будрицкий, оглядывая поле боя. Среди прусских гвардейцев, то один, то другой падали от огня французов, но потери были куда меньше, чем при первой атаке.
Генерала обогнал лейтенант, совсем мальчишка, с поясом одетым не по талии, а через плечо. Адъютант. Видно не нашлось адъютантского шарфа.[107] Оглянулся на Будрицкого. И споткнулся, упал в трех шагах от генерала. На ткани форменных брюк быстро расплылось кровавое пятно.
Лейтенант скривился от боли, но взглянул на генерала, и покраснел, явно испытывая стыд за то, что лежит в присутствии начальства. Он, зажимая рукой рану на бедре, поднялся с земли, зачем-то козырнул Будрицкому, и явно собрался ковылять дальше, к Сен-Прива, куда убежали солдаты его части.
105
Гвардия умирает, но не сдается! – фраза приписываемая генералу Камбронну при Ватерлоо. По другой версии, на предложение сдаться он ответил коротко «Merde!»
106
В реальной истории приказ наступать разреженными построениями Будрицкий отдал позже, в бою при Ле-Бурже, где сам пошел а атаку во главе батальонов.
107
В прусской армии, как и армиях других германских земель, адъютанты носили вместо аксельбанта, принятого в российской армии, специальный адъютантский шарф (аdjutantenschaerp) в цветах той земли, которой принадлежало подразделение.