– Постой сынок, – остановил лейтенанта Будрицкий. – Как тебя зовут?
– Лейтенант Гинденбург, – отчеканил как на плацу лейтенант. – Первый адъютант 3-го гвардейского пехотного полка.
– Первый адъютант полка? Я этой должности достиг, когда был лет на десять тебя старше. Быть тебе, лейтенант Гинденбург, фельдмаршалом! Уж поверь мне на слово!
Лейтенант опять покраснел, но теперь от удовольствия от похвалы.
– Идти можешь?
– Так точно, господин генерал! – лейтенант бросил взгляд на собственную рану. – Кажется, пуля прошла на вылет.
– Тогда перетяни свою рану шарфом, а потом помоги мне. Хромой да однорукий уж как-нибудь вместе сойдем за знаменосца.
Будрицкий упер знамя в плечо и достал носовой платок, после чего кое-как наложил сам себе повязку на руку.
– Пойдем, лейтенант! А точней, похромаем! Как тебя, говоришь, зовут?
– Лейтенант Гинденбург! Пауль фон Гинденбург.
Битва гремела на всем протяжении фронта уже семь часов. А Императорская гвардия стояла под защитой пушек крепости Плапвиль. За всю войну гвардейцам так и не довелось толком повоевать. Повезло поучаствовать в боях только отдельным частям. А остальная гвардия шагала по дорогам туда, потом сюда, потом обратно. Будто в этом весь смысл существования гвардии на войне: маршировать без единого выстрела.
Их берегли как главный резерв, чтобы бросить на весы войны в самый ответственный момент. Но когда этот момент настанет, знали лишь император и маршал Базен.
Расположившись позади центрального участка фронта Бурбаки сперва держал дивизии в полной готовности, ожидая приказа выступить в любой момент в любом направлении. В первой половине дня маршал Базен дал ему указание отправить одну бригаду на помощь Фроссару, которого атакуют в долине напротив Москвы. Бригада ушла, и в течение дня других приказов не поступало. Не желая изматывать солдат бесполезным стоянием в шеренгах, Бурбаки разрешил гвардейцам заниматься своими делами, но не покидать расположения своих рот. И теперь гвардия, находясь в своих бивуаках, готовила пишу, приводила в порядок обмундирование, полировала оружие или вовсе сидела сложа руки. А в это время другие сражались.
И вместе с остальными гвардейцами томился генерал Бурбаки, их командир.
Когда Базен распорядился отправить на фронт гвардейскую бригаду Брикура, Бурбаки усомнился: стоит ли распылять резерв, отправляя его частями? Тем более, что фронт у Москвы держался. Пусть из последних сил, но ведь держался? Не лучше ли гвардию бросить в атаку всю, единым кулаком, когда противник измотает все силы? И высказал свое сомнение Главнокомандующему.
Ответ Главнокомандующего был короток:
«Можете вернуть их или оставить Фроссару, как вас больше устраивает».
Больше распоряжений от Главнокомандующего не поступало, а сам Базен и вовсе уехал в Сен-Квентин.
Бурбаки уже был не рад, что высунулся со своими непрошенными советами. Теперь он метался, терзаясь от неизвестности, ничего не зная о ходе сражения, о действиях противника и положении французских корпусов.
Когда в Плапвиль прибыли два офицера из штаба шестого корпуса с просьбой о помощи, Бурбаки даже обрадовался. Но куда больше он был изумлен. Обращение за помощью напрямую, одного командира к равному по положению, минуя вышестоящее командование – вещь совершенно невероятная во французской армии. Но посланцы Ладмиро пояснили, что на все просьбы, донесения и рапорты маршал Базен ответил или нечто невразумительное, или обещал сообщить решение позже, или вовсе не отвечал.
Из подробных пояснений посланцев стало понятно, что Ладмиро прочно удерживает позиции, то и дело контратакуя IX корпус генерала фон Манштейна. Ладмиро, уверенный в своих силах, предлагал Канроберу ударить во фланг наступающей прусской гвардии. Но Канробер попросил пока воздержаться. Пусть пруссаки потеряют большую часть своей энергии в атаках на Сен-Прива, а потом завязнут под Маренго, где оборудовались новые позиции. В этом случае, по мнению Канробера, контратака могла рассчитывать на успех, так как наступившая темнота не дала бы противнику ввести в бой резервные силы. А резерв у немцев по численности и силе превосходил все, что имелось у Ладмиро и Канробера вместе взятых.
Между тем, в Сен-Прива храбро сражались и продолжали удерживать позицию девять батальонов 6-го корпуса, в то время как остальные войска Канробера спешно окапывался в километре восточней, у Маренго, где поросшие лесом склоны больше подходили для обороны.