Лаодонию накрыло смущение. Всё же она невольно подсмотрела то, что не предназначалось чужим глазам. Но как же хотелось смотреть! Высокомерный и насмешливый наагашейд, в котором она видела только повелителя нагов и сурового отца наагасаха, был ещё и супругом. Супругом неравнодушным к своей жене. Собственно, сейчас он не казался главой могущественного народа. Лаодония видела только его самого и его жену. Не повелителя и его восхитительную супругу, не устрашающего мужчину и далёкую и непонятную женщину, а…
Господин Дейширолеш приоткрыл губы, склонился и резко, будто пожелал укусить жену, накрыл её рот, вторгаясь глубоким поцелуем.
Зашипев, Шаш поторопился прижать к распахнутым глазам принцессы ладони, но было уже поздно, та прекрасно всё рассмотрела. Встав перед замершей статуей девушкой, наагасах решительно развернул её лицом в противоположную сторону и, надавив на плечи, заставил зашагать прочь.
– Простите, – виновато протянул он. – Мне следовало сообразить, чем всё закончится.
Лаодония безмолвно открыла и закрыла рот. Картина страстного пожирающего поцелуя всё ещё стояла перед её глазами и не хотела никуда уходить. Дрожали ладони и… Она словно что-то предвкушала. Щёки пекло от стыда, но… Дыхание срывалось явно не от смущения.
Наагасах вывел её на узенькую и относительно безлюдную дорожку и поравнялся с ней, чтобы она могла взять его под руку. Но Лаодония замедлила шаг, и Шаш замер рядом.
Вот же отец! Шашеолошу с досадой помянул папу, из-за которого ему теперь нужно что-то придумать, чтобы вывести принцессу из смущённой задумчивости. Опустив глаза, Лаодония семенила рядом и лишь иногда вскидывала взор, когда из-за кустов и деревьев с других дорожек особенно сильно доносились чужие голоса и смех. Совсем редко она торопливо смотрела на лицо Шаша, но быстро отводила взгляд.
– Чувства моих родителей до сих пор горячи, и они любят вот такие романтичные свидания…
– Я не осуждаю… то есть… Я и не могу осуждать, они же женаты, просто… – девушка глубоко вздохнула, а затем вдруг потащила Шаша за собой к краю дорожки.
Там она пихнула ничего не понимающего мужчину к дереву и решительно упёрлась ладошкой над его плечом. До Шаша стали доходить кое-какие подозрения, когда Лаодония приподнялась на носочки и открыла губы, явно пытаясь повторить действия его отца. Брови его шокировано поползли вверх, а сам Шашеолошу по дереву вниз, чтобы девушка могла дотянуться. Потеряв равновесие, Лаодония неловко завалилась на него, но к губам прижалась, правда они стукнулись зубами, и девушка расстроенно засопела.
Какой момент испорчен!
– Наверное, лучше мне.
Шаш ловко развернулся, поменяв их местами, и навис над девушкой. Та подняла на него большие глаза, взволнованно облизнулась и, когда он начал склоняться, вновь приподнялась на носочки, вытягиваясь за поцелуем. Он получился не таким страстным, как у того же наагашейда, но проникновенно нежным. Зажмурившись, Лаодония плотнее прижалась к горячим мужским губам, впилась пальцами в плечи нага и робко коснулась упругой нежной кожи языком. Хотела скользнуть дальше, как наагасах, когда беспардонно целовал её в башне Кривого Мизинца, но в последний момент смутилась и испуганно отстранилась, когда мужчина сам попробовал углубить поцелуй. Она успела увидеть, как между потемневших губ мелькнул кончик языка, и ощутила острое сожаление.
– Я… извините, – Лаодония сникла.
– Ничего страшного, – Шаш нежно большим пальцем провёл по горячей щеке. – Ужасно приятно, что вы сами решились.
– Ага, решилась, – расстроенно фыркнула девушка, поднимая глаза на мужчину.
Стоило ей посмотреть на него, как сожаление выветрилось. Может, она и не съела в поцелуе наагасаха и он её не съел, но зато господин Шаш пожирал её глазами. И это тоже было так приятно, что тепло разливалось по телу, волнение скручивалось внизу живота. Голодные мужчины такие красивые! Или только голодный наагасах так хорош?
– Ах, ты баба!
Грубый оклик развеял нежность момента, и Шаш, недовольно сведя брови, бросил взгляд через плечо. Ругающегося видно не было, но судя по приглушённым голосам, был он не один. Мало того, напевы мелодичного голоса показались наагасаху пугающе знакомыми.
– Тёмные, не стоило оставлять его одного!
– Вы о ком? – всполошилась Лаодония. – О наагалее? Думаете, его обижают?