— Та-ак! Новости спорта — по странам и континентам! А я-то думаю, куда мой студент запропастился. Ты эти мамочкины упражненьица брось. Зарядкой по утрам будешь со мной заниматься. Детский сад, понимаешь! Слышишь? Стажер Радченко! Я к тебе обращаюсь, не к стенке! Прекрати же сопеть наконец!
— Это совет?
— Это приказ.
— Непонятно. Земля давно перешла на асаны.
— Стажер Радченко! Как полагается отвечать на замечания старшего по званию?
— Есть, командир!
— Дисциплина прежде всего! Малейшее нарушение — ложусь на обратный курс. Тогда, считай, Космос для тебя закрыт... Полет по программе свободного поиска. Дважды в сутки — часовая невесомость. Остальное время полтора «же». Журналы исследований — в рубке и каютах. Сопроводительные пояснения представлять ежемесячно. Вопросы есть?
— Есть, командир. Первый разнос уже можно считать зарядкой?
— Перестань острить, студент. Еще вопросы?
— Надеюсь, в вашей практике это первый и последний неразумный приказ?
— Что-о?!! Да ты... Трое суток без вахты!
— Есть, командир!
Эдель распушил усы и выскочил из салона. А Мак закончил серию трехминутной стойкой на голове и неторопливо отправился в каюту.
«Чего разошелся? Прав — не прав, а только можно и другим тоном. Сорок лет старик в коробочке, ничего хорошего, кроме вакуума, не видел. В промежутках — санаторий, обожание медперсонала, мечта! Может, и жениться было некогда. А тут вдруг последний полет перед списанием, хочется покуражиться. Ну его совсем! А то и вправду оставит без диплома...»
Мак уселся у столика. Включил иллюминаторный экран. Пустота заворожила, бесследно смыла с души осадок от разговора. И сразу же в каюту ворвались звезды — все вместе, выпукло, ясно, сцепившись лучами, но все равно зябкие, сплюснутые пустотой...
Из дневника Эделя Синяева:
«Ну и студентик достался! Цветочное имя, растительный характер, один вид тоску нагоняет. Пилот, может, будет неплохой, а руками ничего не умеет. Сегодня смотрю — мнемотека распахнута, электронная память на полу, он ползает на коленях по рубке, расслаивает ячейки, прозванивает точечным тестером. А там миллион листочков тоньше папиросной бумаги. И на каждом — линии печатных плат.
— В чем дело? — спрашиваю.
— Где-то кольцевой сигнал замкнуло.
— Этого не может быть в нормальных условиях. Выходы проверил?
— А кто говорит, что в нормальных? Я в нее сотню шахматных программ вбухал.
— За каким чертом?
— Прикажешь целыми днями в пустые экраны пялиться?
— Как ты разговариваешь с командиром?
— Мы сейчас не на вахте. Да ладно. Отремонтирую до возвращения.
— А она что, врет в расчетах?
— Нет, но здесь блок прогнозов...
— А-а, ерунда. Ты им хоть раз пользовался? Готовь перемычку. Не понимаешь? Ну, кусок провода потолще. Концы зачисть...
— Ты хочешь закоротить весь логический узел?
— Подумаешь, у нее еще два резервных. Не дрейфь!
— Да, но они без блока прогнозов. Лучше дубль-пост распотрошить. Там как раз все необходимое, я быстро перенастрою.
— Снять дублирование стажерского пульта? Ну, знаешь, придет же такое в голову!
— Будем управлять попеременно... Разреши?
— Да ну тебя. Ты, видать, с ума сошел.
— Смотри, командир, тебе решать, только не пожалеть бы потом.
— Не первый раз. И как видишь — живой!
Заноза какая! Все с подковыркой, с усмешечкой.
Да если б я всю жизнь дрожал над резервами моих кораблей, я б уже давно свихнулся. Конструктору — ему что? Ему лишь бы перестраховаться. Напихает защит, которым и сработать-то никогда не удастся. А я — я нет, я сторонник предельных возможностей. И людей. И механизмов...»
На сто семьдесят третьи сутки полета Мак сидел в кресле у дубль-поста и лениво забавлялся колоратором. Наава клокотала молча, наконец не выдержала:
— Оставь клавиатуру в покое.
— Жалко тебе? Такую игрушку создали, а человеку скучно.
— Поиграй в шахматы.
— Мне до тридцатого хода все твои ответы известны. Ты бы хоть для разнообразия отступала от оптимального варианта.
— Может, подиктуешь?
— Дневник? Какой смысл? Скоро третий том заполню, а читателей нет. Сенсация — «Пустые заметки о пустоте»!
— Тебе не угодишь.
— Наоборот, ты беспрерывно угождаешь, ты прямо-таки предвосхищаешь желания, как щедрый, но, прости меня, назойливый джинн. Иногда я чувствую себя не на корабле, а в заколдованном замке. Только привидений не хватает. Ты умеешь создавать привидения?
— Посмотрел бы на Эделя. Человек всегда при деле.
— Еще бы! Бездельники скорее прочих создают иллюзию занятости. Он перестелил пластик в помещениях, отхромировал трубопроводы. Теперь выжигает узорчики на переборках.