— Быстро в машину! — скомандовал Судских, сворачивая карту, и вслед за группой побежал к вертолету.
В воздухе он запросил посадку в летней резиденции президента, где глава страны проводил трехдневный отпуск. Охрана из людей Воливача разрешения не давала. Тогда Судских вышел на связь с его помощником и получил доступ к президенту.
— Что за спешка, Игорь Петрович? — спокойно спросил тот.
— Приходится. Прошу немедленно принять меня.
— Никак книжки?
— И книжки тоже.
— Давайте. Если не терпится.
Вертолет сел в центре посадочного круга, его тотчас окружила президентская охрана.
— Всем оставаться на месте, — сказал своим Судских и спрыгнул на землю. Легкие папки еще в воздухе он сунул за пазуху. Один их охранников, обыскивая Судских, наткнулся на край папки и взглянул на генерала вопросительно. Под Сверлящим взглядом Судских он отвел глаза и закончил обыск.
Его провели в легкий павильон, где президент играл на бильярде со своим старым товарищем, нынешним министром обороны. Опершись на кий, президент с легкой усмешкой ожидал Судских. Читалось на его лице и недоумение.
«Сейчас, господин президент, вам станет не до смеха».
— Надо бы поговорить наедине, — поздоровавшись, сказал Судских.
— У меня нет секретов от министра обороны, — перестал улыбаться президент.
— И все же посекретничать надо, — настаивал Судских.
На лице президента появилось недовольство, и, разрешая конфликт, министр обороны пришел на выручку Судских:
— Говорите, а я пока прогуляюсь.
— Давайте пройдем в ваш кабинет, — последовало новое предложение от Судских. — Это сверхважно. Павильон может прослушиваться на расстоянии, а кабинет не пропускает сигналов. Он в ведении внутренней охраны, моих людей.
— Пошли, — на сей раз серьезно сказал президент.
Только в кабинете Судских развернул карту Гуртового.
Президент внимательно изучил ее, водя пальцем по отмеченным точкам. Без наводящего совета развернул ее на свет.
— И даже атомные заряды? Откуда карта?
— Застрелился Гуртовой. В предсмертной записке передал документы.
— А если это липа? — прямо смотрел на Судских президент.
— Это проверяется просто, — убедительно отвечал Судских. — Вот карта. Подземные коммуникации давно стали вотчиной боевиков-беспределыциков. И раньше были подозрения на возможность террористического акта. Милиция и не пыталась входить туда, органы контролируют сугубо свои участки, даже все выходы на поверхность не были им известны. Теперь мы знаем их.
— Кто собирается осуществлять взрыв и когда?
— Это неизвестно. Я полагаю, следует немедленно разминировать подземелье и впредь контролировать полностью.
— Но ведь должен быть глава заговора? — настаивал президент.
Имя, известное ему от Гуртового, Судских не решился назвать. Пока он не имеет такого нрава.
— Возможно, сам Гуртовой.
Президент не поверил. Чутье подсказывало другое.
— Ладно, оставим, — сказал он. — Ваши действия?
— Перекрываю точки выхода на поверхность группами моего спецназа и блокирую передвижение внутри. Операция будет проходить в строжайшей секретности, иначе нас опередят. О карте Гуртового, кроме нас двоих, никто не знает.
— Считаю, вы правы, — задумчиво ответил президент. — Но почему вы отвергаете участие Воливача в этой акции?
Поколебавшись, Судских ответил:
— Огласка больше. Его люди профессионалы, но мне провести операцию проще по некоторым причинам. Уверяю вас.
— Можете держать меня в курсе?
— Разумеется. Пусть рядом с вами постоянно будет находиться мой связной. Меньше ушей Выше успех.
— Тогда действуйте, — нехотя разрешил президент. — Я чуть позже возвращаюсь в Москву. Так вернее. А вы уверены в успехе?
Этого Судских еще не знал. Как человек действия, он предпочитал действовать. Есть обстоятельства, которые вмешиваются в ход событий и непредсказуемы, предотвратить не может их сам Всевышний: взвешивая взрывчатое вещество на весах справедливости, Всевышний отворачивает лицо, дабы не обжечься ненароком. Не потому ли Он не открывает его живущим на Земле?
Составляя с Бехтеренко план операции, Судских заявил:
— В подземелье пойду один. Не спорить. Всех, кто будет выходить На поверхность, брать сразу. Без шума и стрельбы, осечки исключены. Двое суток не искать меня. Выйду сам. Сверим часы…