Выбрать главу

— Ясно. Игорь Петрович.

Юноша оттаял, и Судских вернулся к прежнему вопросу: как он попал в националы?

— Мы призваны спасать Россию от нечисти. Я за товарищем сюда пошел, его а́зики избили, пояснил он.

— А форма ни о чем не говорит?

— В такой форме я себя уверенно чувствую и параллелей не провожу. В солдатской форме я бы такого не чувствовал.

— Нас мало, но мы в тельняшках. Так?

— Так, — согласился Павел. — В армии солдат в голодную скотинку превратили. То дедки́ мордуют, то генералам дачи строят, а воинской подготовкой не занимаются, а у нас полная подготовка, не хуже десантуры. Только мы еще и идеологически сильны. Армия противника толком не знает, а мы знаем. Мои мать с отцом решили овощи с участка на базаре продать, чтобы на зимние вещи заработать, а их чурки близко к базару не подпустили. Отец стал доказывать свою правоту, так его в милицию забрали на пятнадцать суток, избили там. Милицию я просто не уважаю, они сами голодные и продались, зато азиков бить буду нещадно, всех подряд.

— Тогда и невиновных?

Невиновные в Азербайджане, а в России им хватит наживаться. Влазят ползком, плачутся о бедности, а потом мечети по стране строят. Где это видано? Русские бились с Наполеоном на Бородинском поле, костями русских вся земля застлана, а на Поклонной горе мечеть ставят и синагогу. Это справедливо? Что-то в войну еврейских дивизий не было, а нынче кино смотришь про войну, куда ни глянь, везде патриоты евреи спасают Родину. Вранье это, потому что режиссер еврей своих и сюда всунул. Они же нашу историю перевирают!

— Крутовато берешь, Наша. Досталось всем. Дивизию, конечно, из одних евреев не составишь, но честные люди становились в солдатский строй без учета национальностей, общая беда была после войны. Мало ли нерусских сидело в лагерях? Никого не минула горькая доля.

— Не спорю, — охотно согласился Павел. — Только моего дядьку, кавалера ордена Славы, увозили в Магадан из-под Твери, а жидов с Тверской увозили. А дед мой четыре года и пехоте отпахал, после войны на весь район гремел как лучший животновод, а надо мной в Москве хихикали, навозником из-за спины называли, когда я в консерваторию поступать приехал, — пояснил он. — В комиссии сказали, тебе по стопам деда идти надо. Так вот… А я, Игорь Петрович, все вальсы Шопена играю на слух и без нот. Меня отец к баяну приучил, после школы велел в Москву ехать поступать, а везде в комиссиях одни жиды сидят старые и принимают новых русских за взятки. Злой я стал. Мне учиться музыке не дали, моим детям у не дадут, зачем же такая жизнь в своей стране? Так уж лучше я пугну их как следует, чтобы остальным нашим легче жилось. Думаете, не понимают наши ребята, какая нам Доля выпала? Мы смертники, нам привили ненависть, и мы свой долг отдадим сполна.

Рассуждал Павел обстоятельно, будто мужик из-под Твери о видах на урожай, и все бы ничего, не говори он ужасные вещи обыденным языком. Долг, месть, доля… А много ли раздумывали над этими словами гренадеры перед Бородинским сражением? Думали командиры, а вчерашние мужики гадали про себя, даст Бог вернуться и даст ли не калекой, а что умирать — так уж это повелось, кому-то надо. Такого переубедить сложно, понимал Судских, и будет ли Толк? Убеждать надо командиров. А как, если сам он с трудом соображает, какой путь правильный. Делал все по совести, а оказался ненужным. Всевышнего разгневал, что не отдал Лебедю сокровищ. Видать, не тем командирам служил, не те ценности отстаивал. Не дано ему Павла переубедить, сам тростинка на ветру.

«Чего я разжалобился? — неожиданно разозлился Судских. — Как в индийском кино прямо, где слез и крови море…»

— Пойдем, Паша, назад, — предложил Судских. и ординарец кивнул. — Утро вечера мудренее.

По части уныло передвигались прыщавые солдатики с глазами голодных дворняжек. Парни в черных рубашках словно не замечали их. Прошли мимо плаца, где щелкали шаг. ладно повинуясь командам. Красиво. Армейских этому не учат… А у Судских даже вопроса не возникло, почему на территории части нацио́ны чувствуют себя хозяевами, а подлинные — вроде разнорабочих при элитном соединении. Служить обязывают, прислуживать заставляют.

— Ты, Паша, прежде чем азикам морду бить, сначала разберись, почему русские хуже других живут. Па своей, между прочим, земле, своему народу армия служит.

— Деньги жиды разворовали, солдат кормить нечем. — уверенно ответил Павел.

— Вранье, — недовольно отреагировал Судских. — Воровать начинали свои, позже спрятались за чужих. Рассуждаешь ты грамотно, только по писаному. И ты сам, по сути дела, спрятался здесь, пусть другие мусор гребут?