— Вот фуфло, — сплюнул напарник Дыни, — развлечься не дал.
— Давай контролку в затылок сделаем?
— Сделать можно и нужно, только неинтересно это. Хоть бы дернулся…
Судских лежал почти плашмя на траве и безропотно дал стянуть с себя куртку. Свет зажженных фар уходил в сторону, и он осторожно размежил веки. Они не заметили и темноте.
— И навара никакого с козла. За что убивать-то? — возмутился Дыня и пнул Судских тяжелым башмаком.
От неожиданности Судских издал звук, короткий стон, и боевики обрадовались:
— Живой, сука!
Живой… — не смог притворяться больше Судских и, собравшись, кувыркнулся в сторону. Встал.
Подобной прыти от него не ожидали. В боевиках закипала злость, выводя из столбняка. Сивый лох пытался обмануть их, испортив законное развлечение. «Беги!» — требовал от Судских внутренний голос, но заставить ноги двигаться он не мог, и дело тут было не в столбняке, а в самом действии. Убежит — ладно, а если не убежит? Постыдность поимки была противна Судских, и он не думал об этом — инстинкт здравомыслящего человека подсказывал: если бежишь, то виноват.
— Измываться над собой не дам, — сжал кулаки Судских. — Я генерал, и даром это вам не пройдет.
Последнее взбодрило боевиков. Во-первых, живой и бить можно, во-вторых, есть за что.
— Чего бить! — осклабился Дыня. — Мочить будем! — воскликнул он, доставая пистолет.
«Беги!» — в последний раз вопил в Судских внутренний голос. Об оружии он не подумал.
— Да вас же вычислят, подонки! — еще сильнее сжал кулаки Судских. — Убери пистолет.
Дыня осклабился еще шире, передернул ствол, а напарник вооружился монтировкой.
— Щас я тебе… — водил стволом Дыня, примериваясь, куда выстрелить.
— Стоять, мент! — окрикнул Судских. Окрик одновременно и раззадорил Дыню, и спугнул: выстрел и промах. Судских не шевельнулся.
— Атас, Дыня! — привлек внимание напарник. — Гляди!
От трассы но грунтовке прыгали лучи фар. К ним двигалась машина, и явно неспроста: возможно, привлек выстрел. Дыня занервничал, очутившись меж двух огней.
— Гаси фары! прошипел он напарнику, не выпуская из вида Судских. — А ты не дергайся, первого уложу.
«А вот теперь посмотрим», — приготовился Судских. Едва свет фар погас, он метнулся в сторону, разумно полагая, что Дыня палить в такой ситуации не станет до выяснения ситуации.
В том месте, где он стоял, росла полынь выше пояса, она служила надежным убежищем, тут и гранатомет не поможет. Осторожно ползя в траве, он наметил себе ориентир, чтобы залечь между приближающимся автомобилем и «опелем» боевиков в вершине треугольника. Тогда он будет на равном расстоянии от двух точек и сможет избежать прямой опасности.
Машина остановилась метрах в двадцати от «опеля», дальний свет отчетливо выхватил из темноты Дыню с напарником, стоящих выжидающе у передней распахнутой дверцы «опеля».
— Повернуться спиной, руки на машину! — услышал Судских голос из машины, усиленный динамиком.
«Гаишная!» — обрадовался он, различив синюю полосу на белых «Жигулях».
— Ты чё. брат? Свои! Оружие пристреливали. Сто сорок шестое отделение! — опомнился Дыня и полез в карман.
— Руки! — окрик из динамика. — Стреляю па поражение!
— За кси вой полез! — вздернул руки Дыня вместе с напарником. — Подойди, проверь…
— Спиной и руки на машину! — порезче окрик.
Боевики повиновались, бубня что-то в ответ.
«Так он один в машине!» — догадался Судских и услышал, как приглушение переговаривался водитель «Жигулей» по рации с центром. Получалось, как бы ни хотел Судских помочь гаишнику, ничего не выйдет: его примут за третьего.
— Имена свои назовите, — уже спокойным голосом сказал гаишник, связавшись, видать, с центром и обрисовав ситуацию.
— Дынин и Комкон! — охотно отозвался Дыня и повернулся лицом к фарам. — Сто сорок шестое!
Гаишник не заставил Дыню повернуться спиной на этот раз и даже опустил стекло. Теперь Судских слышал переговоры по рации хорошо. Только он разобрал слова дежурного из центра сквозь инверсионный шум рации, стекло поползло вверх и слышимость сошла на нет. Он понял главное: да, такие есть в 146-м отделении милиции, но они не на дежурстве, отдыхают и оружия с собой не могут иметь, отчего гаишник снова насторожился. Судских переживал за него: как никак теперь в опасном положении не он, а смелый парень и «Жигулях». И Дыня с напарником очутились в более трудном положении: официальный представитель закона готов задержать их для выяснения личности, а живой свидетель присутствует незримо рядом.