— Не знаю. А вы куда едете?..
— Эй ты, любопытный! — сердился Алаярбек Даниарбек, — знаешь китайскую поговорку: «Чужих дел не касайся. Если спрашивают тебя, видел ли ты верблюда, отвечай «нет». Ты с нами не встречался». Понял? Ну, иди своей дорогой.
Когда отъехали на порядочное расстояние, Алаярбек Даниарбек, будто между прочим, заметил:
— Он не горец.
— Почему?
— Ноги он ставит косолапо, лицо у него бледное, идет он и задыхается. Разве горец такой бывает? Горец ноги ставит вразлёт, лицо у горца обожжено ветрами дочерна, а если горец начинает задыхаться, три дня в горах не проживёт. Этот встречный молодчик такой же горец, как та бабушка Мастан-би-би из нашей махалли, которая для того, чтобы свести влюблённых, льет из воска куклы, кладёт рядышком, покрывает их одним платком вместо одеяла, и которая...
— Во всяком случае, почтенный Алаярбек Даниарбек, — перебил Мирза Джалал, — вы говорите не меньше, чем та старая сводня из вашей махалли... Но, домулла, не является ли эта встреча предостережением нам? Не вернуться ли нам? — Мирза Джалал вдруг насторожился: сзади донесся топот.
По крутому подъему к ним поднимался всадник. Он очень торопился, потемневшие от пота бока его лошади быстро вздымались и опускались.
Но тревога продолжалась недолго. Скоро стало ясно, что путников догоняет не кто иной, как бекский сын Абдуджаббар.
— Что же вы без меня уехали?! — радостно осклабившись, заговорил он. — Едва вас догнал, лошадь заморил. У нас беда в Ургуте. Пошли красноармейцы к верхним чинарам и стали в источнике пророка Ильи рыбу ловить, а на них дервиши из ханаки слепых набросились и одного убили. Тревожно стало в Ургуте и в горах... Главный ходжа-ишан в гневе. «Кяфиры, — говорит он, — осмелились топтать святыню источника».
Мирза Джалал и Алаярбек Даниарбек переглянулись.
— Все военные посты остались за нашей спиной, — залепетал Алаярбек Даниарбек, — теперь впереди в горах только божья воля да головорезы басмачи.
— Едем, в пути разберемся, — сказал Пётр Иванович, подгоняя коня. — Скажите, Абдуджаббар, когда приключилось это достойное сожаления происшествие на священном источнике?
Абдуджаббар не ожидал такого вопроса. Он зашмыгал носом, как уличённый в проступке мальчишка, и начал так заикаться, что не мог выговорить ни слова.
— Посмотрите на себя. Вы потеряли дар речи, — сказал доктор, — а почему? Да потому, что этой новостью ваш язык забеременел уже месяц назад, а понадобилось вам ею разрешиться только сейчас, чтобы найти новый повод не ехать нам на перевал. И все же мы туда поедем и узнаем, что за тайна кроется там, которую не должны знать мы — скромные советские служащие...
Но самое удивительное, что никаких тайн на перевале не оказалось, во всяком случае на первый взгляд.
После тяжелого изнурительного подъема по отвесному скалистому обрыву на высшую точку перевала путники в изнеможении повалились в густую, по пояс, траву. Взоры всех обратились на юг. В голубоватой дымке расстилалась широкая, вся покрытая светло-зелеными прямоугольниками пшеничных полей восхолмлённая долина верховьев реки Кашка-Дарьи, а за ней вздымался могучим валом снеговой хребет. Дальше виднелись ещё вершины, ещё хребты — синие, фиолетовые, лиловые — обширная и прекрасная горная страна, полная таинственного очарования. Левее, будто нарисованный смелым взмахом кисти художника-титана, врезался в синеву неба ослепительно белый, весь в броне изо льда, пик Хазрет Султана.
Но Алаярбек Даниарбек меньше всего интересовался пейзажами.
С почтительным уважением, смешанным со страхом, он остановился у подножья скалы, одиноко возвышавшейся в седловине перевала.
— Так вот этот самый святой Качающийся Камень! — проговорил он.
Огромная глыба величиной с дом покоилась на другой каменной глыбе. В очень далёкие времена ледник, спускавшийся с соседней вершины, очевидно, принёс эти скалы и взгромоздил их одна на другую. Алаярбек Даниарбек подошёл первый и, быстро пробормотав «бисмилля», тронул верхнюю глыбу. Недаром эта скала вызывала мистический ужас среди населения, — тысячипудовая громада явственно закачалась. Алаярбек Даниарбек даже несколько побледнел, капельки пота выступили у него на лбу.
— Ну, можно считать, что грехов у нас нет... особо серьезных, — протянул он. — Ну а ты, Пётр Иванович?
Без малейших усилий доктор проделал тоже. Скала качалась.
— Ну, а теперь вы, Абдуджаббар-бек, — пригласил Алаярбек Даниарбек, — вам с вашей чистой совестью его не стоит сдвинуть камешек одним пальцем.