Провидения пути неисповедимы. Как? Саиб Шамун, человек, державший неоднократно в руках своих судьбы тысяч прославленных мусульманских воинов Мисра, Арабистана, Шама, Турции и страны патанов и слово которого значило иной раз больше, чем слово могучего владыки, пал от слабой руки безвестного.
Стих: «Если счастье повернет цепь событий, то и муравей станет батыром».
Глава третья. МАГИАН
Для невежды лучше всего молчать,
но если б он это понимал,
он не был бы невеждой.
Саади
Перевал оказался ниже, чем говорили. Поднявшись на самую высокую точку, Пётр Иванович невольно ахнул. Никогда он не видал ничего подобного.
Солнечные лучи потоком лились вниз, озаряя стоявшую гордо гигантскую гору, всю покрытую кудрявящейся изумрудной зеленью кустарника. Только верх горы оставался аспидно синим, выглядел мрачно, если бы не ослепительно сверкавшие пятна и полосы белого и голубого снега, местами закрытого пухлыми, ваточными облаками.
«Эк его! — мысленно промолвил доктор. — Как красиво!» Но тут же почувствовал в самой красоте горы какую-то странность. Казалось, протяни над долиной с перевала руку — коснёшься крутых склонов горы, зелёных кустиков, похожих на барашков.
Но почему же так грозен перевал со своими падающими вниз тёмно-красными скалами, уступами, почему так глубока впадина между перевалом и горой? А на дне впадины рассыпались игрушечные домики неправдоподобно маленьких селений, протянулись блестящие лазоревые жилки ручьев, опутывая сеткой видные с птичьего полета развалины старого, очевидно, средневекового замка. Бросалась в глаза какая-то несоразмерность.
Только снова переведя взгляд на гору, доктор понял, в чем дело. Обман зрения! Гора совсем была не так близко, как показалось вначале. И кустики, похожие на барашков, были совсем не кустиками, а кронами больших деревьев. Гора была одета лесом. И теперь ясно стало видно, как лучи солнца серебряными трепещущими стрелами пробиваются сквозь листву, ветви, стволы и озаряют изумрудным сиянием лужайки, на которых... да да, доктор теперь разглядел, пасутся стада овец и коз.
— Вот, — сказал Алаярбек Даниарбек, ткнув в одну из полянок на склоне горы, — твой путь, хозяин, лежит вон туда. Придётся, о аллах всемогущий, моему Белку по скалам полазить, ножки поломать. Бедный Белок, моему заду не нравится твоя спина, а твоей спине не нравится седло. Мы квиты!
Слова Алаярбека Даниарбека слабо доходили до сознания доктора. Он наслаждался картиной, раскинувшейся перед ним. Он вспомнил, что великолепная долина Магиана издревле являлась средоточием и сердцем страны таджиков. Здесь среди суровой природы горянки рожали крепышей, вспаивали их своим чистым молоком, приучали уже в младенчестве к стуже и зною, взращивали в кристально чистом, лишённом пыли воздухе, купали в льдистых водах бурных снежных речек, своей голубизной соперничающих с небом горной страны. И вырастают в Магиане среди камней богатыри, строящие свои хижины из камня, возделывающие хлеб на камне и становящиеся твердыми и несокрушимыми, как камень.
Для магианца ничего не стоит и летом и зимой кинуться в сковывающую сердце холодом воду реки и на ускользающем из рук гупсоре переплыть её. Для магианца ничего не стоит прошагать за сутки пятьдесят-семьдесят верст да ещё по острым камням, преодолевая пропасти, реки, перевалы. Для магианца не страшна внезапно заставшая его на головокружительном овринге пурга, он выроет нору в снегу и переждёт...
Да, сыны горного края — гордый, крепкий народ, вызывающий чувства симпатии и уважения.
Подставляя усталый, потный лоб под красные лучи заходящего солнца и вбирая всеми легкими живительное дыхание горных вершин, доктор смотрел на распростершуюся у его ног долину. Взгляд его блуждал по красным откосам гор и невольно задержался на движущихся предметах. Тут же где-то в груди возник холодок и стал растекаться по телу, В мозгу назойливо застучал вопрос: «Всадники? Кто бы такие?!»