Что-то мешало ей во рту, какой-то металлический привкус. Машинально протянула руку и... охнула. Она обрезалась. Жаннат совсем забыла! Оказывается, до сих пор она держала в зубах нож.
Жаннат выхватила нож изо рта и громко рассмеялась, но какой это был счастливый смех! Она смеялась над собой. Ведь, боже мой, на ней ничего не было, куда бы она могла засунуть ножик.
Только теперь, опустив глаза, она увидела, что сидит совершенно нагая на стене. Вся побагровев, Жаннат так поспешно прикрылась руками, что чуть-чуть не сорвалась вниз. Молодая женщина оглянулась по сторонам. Хотя она сидела наверху къалы, на виду, но кругом не было ни души. Внизу у подножья холма мирно паслась лошадь Хаджи Акбара с хурджуном за седлом.
Надо быстро спуститься, поймать лошадь. Наверное, в хурджуне найдется что-нибудь из одежды. Жаннат уже спустила ногу на ступеньку и вдруг замерла.
Верёвка, обвязывающая каменный зуб стены, шевелилась и поскрипывала.
Молодая женщина заглянула вниз. На неё опять смотрели налитые кровью глаза, смотрели угрожающе, свирепо. Цепляясь за узлы, Хаджи Акбар лез вверх по аркану.
Взгляд его подействовал на Жаннат ошеломляюще. Она забыла, что сейчас уже не пленница, как несколько минут назад, не жертва, которую привели на казнь. Она забыла, что руки у неё развязаны. Под гипнотизирующим взглядом все приближающихся глаз Хаджи Акбара она дрожала и трепетала, не будучи в состоянии ни думать, ни действовать. Закрываясь от взгляда, с прижатыми к телу руками, она застыла на стене, похожая на изваяние раоыни, безропотно, безвольно отдающейся жестокому завоевателю. Из сухих до сих пор глаз Жаннат капали на колени большие слезы, всё её тело вздрагивало от истерических рыданий.
Очень медленно, но упрямо Хаджи Акбар полз вверх по верёвке.
Он был совсем уже близко. Жгучий стыд охватил Жаннат. Она опустила глаза...
И сразу наваждение кончилось. Блеск стали ножа в руке вернул способность соображать.
Она вздохнула и одним ударом перерезала аркан, на котором висел Хаджи Акбар, готовый уже протянуть руку, чтобы ухватиться за край стены.
Что-то треснуло, зашуршало. Голова с налитыми кровью глазами исчезла. Вопль прорезал воздух. Жаннат уже не слышала глухого удара человеческого тела о землю.
С ужасом смотрела Жаннат на Хаджи Акбара, распластавшегося в колючках и репейниках. Но вот он зашевелился.
Тот же валежник ослабил силу удара, и Хаджи Акбар был только ошеломлён. Он встал на четвереньки и, видимо только теперь сообразив, что с ним случилось, вдруг жалобно протянул:
— Я брошу тебе веревку... Поймай её и привяжи к зубцу стены. Я не серьёзно, жёнушка... Попугать хотел... Позабавиться. Не бойся. Пальцем тебя не трону, Жаннат. Дам тебе, что хочешь... золото дам, денег дам...
Не слушая, отчаянно цепляясь за глину, обдирая пальцы, Жаннат спускалась, нет — скатывалась по ступенькам крутой наружной лестницы, шепча, как в бреду:
— Ну нет. Лисица на дне колодца клянётся петуху не есть курятины...
Жаннат свалилась в облаке пыли и комков штукатурки на землю у подножия стены. Она свободна!
Но одежда осталась там, внизу, за стеной. Какой стыд, если кто-нибудь увидит её голой! И она старалась спрятаться в тени небольшого углубления. Отсюда она огляделась. Нет, ни на холме, ни вдали, у его подошвы, она не увидела людей. Отдышавшись, Жаннат крадучись, согнувшись стала спускаться вниз. Она без труда поймала лошадь и добралась до вожделенной перемётной сумы.
Какое счастье! Она нашла там смену белья и камзол Хаджи Акбара...
Исчезновение Хаджи Акбара не вызвало ни у кого беспокойства в кишлаке. Ну что ж, пожил человек в доме тестя и уехал.
Большое волнение вызвал рассказ пастухов о тем, что они видели на стене къалы джина. А молодой парень, сельский пастух Дивана Тохта, фыркая в рукав халата, утверждал, что это была джинья, и совсем нагая, что он хотел подойти поближе, посмотреть, но побоялся. В сказках говорится, будто джиньи пристают к молодым джигитам и могут их защекотать до смерти.
Все только пожимали плечами. Недаром прозвали пастуха Диваной — юродивым. Он всегда, с детства отличался придурью, да и что спросишь с человека с именем Тохта — то есть «стой!» Так называла в бедняцкой семье ребенка многодетная мать, замученная ежегодными родами...
Но рассказы, а также далёкие и страшные звуки, доносившиеся из Кыз-къалы в вечерней тишине, привели к тому, что народ стал ещё больше бояться таинственных развалин. Даже смельчаки-джигиты при взгляде на краснеющие на вершине холма развалины испытывали неприятное чувство озноба. Никто теперь, даже много времени спустя, когда стоны стихли, не решался не только подниматься по ступенькам на стену, но даже и ступать на подножие холма.