Без церемоний Алаярбек Даниарбек уселся прямо напротив Нукрата и силой посадил рядом Юнуса. Бывший назир равнодушно пробежал взглядом по лицам друзей, но, очевидно, у него не возникло никаких воспоминаний или ассоциаций, и, отведя глаза, он снова заговорил с имамом, заканчивая рассказ о чём-то необыкновенном, потому что собеседник его издавал изумленные возгласы и чмокал усиленно губами:
— ...оказалась джиньей, — закончил фразу Нукрат, начала которой не слышали друзья. — Вы все знаете об этих отвратительных существах, принимающих облик красавиц и даже превращающихся в объятиях соблазнившегося мужчины в отвратительных вонючих старух. Проклятая комсомолка с помощью сатанинского колдовского искусства придала своей ведьмовской наружности неземное очарование и прелесть. Удивительно ли, что нестойкие и легкомысленные из мусульман, нетвёрдые в вере, поддались её бесовским чарам, стали слушать зловредную бабу. Господин Хаджи Акбар поддался её искусной похоти и, увы, сгорел бесследно. Никто не знает, что с ним приключилось. Можете представить, сколько несчастий и бед причинила бы добрым мусульманам эта джинья Жаннат, если бы...
При имени Жаннат Алаярбек Даниарбек, по его словам, обратился весь в слух и придвинулся к рассказчику. Но Нукрат, ничего не замечая, важно продолжал:
— Муж означенной джиньи, почтенный Хаджи Акбар, узнав о злокозней-ших делах проклятой, поспешил прибыть в селение. Несчастному грозила гибель от ведьмы, но, мужественно преодолев чары, Хаджи Акбар прочитал молитвы и, схватив отвратительного оборотня, связал её и увёз.
Здесь Алаярбек Даниарбек не выдержал и крикнул:
— Куда он её увёз?
— Да, он увёз её, а тебе какое дело? — насторожился Нукрат.
— Раз я спрашиваю, у меня есть дело... Ты что же, и ответить не можешь, чванливый человек, шайтан, возвеличивающий себя глупец?..
Задохнувшись от злобы, Нукрат с трудом выдавил из себя:
— Эй, пьян он, что ли? Похоже, он выпил целое море.
Однако Нукрат отнюдь не склонен был вступать в разговоры с каким-то незнакомым ему человеком и, бросив на Алаярбека Даниарбека высокомерный взгляд, снова повернулся к имаму и сказал ему что-то на ухо. Тот быстро и оживленно закивал головой.
Но ничуть не обескураженный Алаярбек Даниарбек снова обратился к Нукрату:
— А не встречались ли мы, достоуважаемый господин, на нашем жизненном пути?
— Нет, я вас не знаю, — коротко бросил Нукрат.
— Увы, какое огорчение... Но я готов поклясться серёжками моей супруги... у неё такие красивенькие серёжки... я купил их... Э, позвольте, когда я купил серьги своей жене?... Кажется...
— Какое мне дело до серёжек вашей супруги? — резко заметил Нукрат. Он начинал злиться не на шутку.
— Да, да, я их купил в год мыши... Отличные серёжки, — не унимался Алаярбек Даниарбек. — И вдруг хлопнул себя с силой по лбу. — О аллах! Да вы же господин совершенств, знаменитый и почтенный пекарь, поставщик хлеба самому эмиру бухарскому... Я же вас не только видел, но удостоился покупать у вас хлеб...
— Вы ошибаетесь... — стараясь укротить вспыхивающее раздражение, сказал Нукрат, — я никогда не был пекарем. Так вот, дорогой имам, я...
— Какая память у меня! Какую недостойную оплошность совершил я, — сокрушался Алаярбек Даниарбек, — помилуйте, мы же виделись с вами, господин, совсем в другом месте, при стечении других обстоятельств, о, и при каких обстоятельствах!
И он, хитро подмигивая и добродушно хихикая, стал потирать руки.
— Что вы болтаете? — И по тому, как колебался его голос, стало заметно, что неясная тревога зашевелилась в душе Нукрата. Он мельком поглядел на Юнуса, но не узнал его и поспешно отвёл взгляд в сторону. — Повторяю, я с вами не встречался.
— О, как я вас не признал сразу, — продолжал издеваться Алаярбек Даниарбек. — О, поразительное умение переодеваться и принимать новый облик. О, несравненное искусство!
При слове «переодеваться» Нукрат вздрогнул, и мешочки под глазами у него затрепетали. Он ещё подозрительнее уставился на Алаярбека Даниарбека, а тот с восторгом расписывал во всеуслышание:
— Какое роскошное представление! Понимаете, эдакий кушбеги верхом на кляче, на голове вот такой тюрбан, — и он развёл широко руками, — величиной с купол Гур-Змира. Не настоящая, конечно, а ивовая корзинка с намотанной на неё кисеей. А живот вот такой! Сколько туда тряпья и подушек засунуто, страх! А на лице белейшая борода, отрезанная у козла... О, у вас и сейчас приклеенная борода, — и он протянул руку к растерянному лицу Нукрата, точно хотел дернуть его за бородку, — при виде тебя, скомороха, все хохотали. А сзади за тобой, подгоняя лошадь, всё бежал клоун с дуррой, сши-той из кожи, и колотил тебя по спине, так что пыль застилала всю площадь перед аркам. Даже сам Сеид Алимхан выхолил на балкон посмеяться, как ты изображаешь гиждуванского казия, провинившегося перед престолом эмира. О, эмир, надо сказать, любил, когда ты издевался над его недругами и врагами!