Файзи только пожал плечами.
— Я беседовал с Валиджаном Закиром, — продолжал Юнус. — Он сказал: «Правительство Бухары приняло решение мобилизовать в бухарскую Красную Армию тысячу людей. Оружие мы вам выдадим, патроны, пулемет. Дай список людей. Составим отряд, коммунистический отряд! И в дело!» Слышишь, Файзи?
Но Файзи все прихлебывал обжигающе горячий чай и, словно в сомнении, покачивал головой. Вдруг он вытащил из-за пазухи большой лист бумаги с синей круглой печатью, со звездой посередине. Помахал перед носом Юнуса и заявил:
— Видишь?
— Что это?
— А я лучше прочитаю тебе.
И он прочитал:
«МАНДАТНастоящий мандат дан товарищу Файзи Сами в том, что ему, Файзи Сами, именем Бухарской народной республики поручается создать из верных делу III Коммунистического Интернационала пролетариев и трудового дехканства коммунистический добровольческий вооруженный отряд. Предлагается всем учреждениям и командованию Красной Армии оказывать командиру Файзи полное содействие в его борьбе с басмаческой контрреволюцией и агентом империализма Энвером во имя светлых идей революции.
Секретарь ЦК Коммунистической партии большевиков Бухары»
Юнус ошалело смотрел на друга.
— Тауба! — еле выдавил он и вдруг с победным воплем вскочил, облапил Файзи и стиснул его в объятиях.
— Ф-фу, — пыхтел Файзи, — а еще говоришь: покалечил меня собака назир, мол, полмужчины от меня осталось. Да ты так задушишь, друг, совсем…
— Какой хитрый! Сидит, слушает! «Ох!» — говорит, «вох!» — говорит! Ничего не выйдет, говорит. Я не могу, говорит. Ай-яй-яй.
Юнус никак не мог успокоиться, что Файзи про вел его.
Оказывается, Файзи давно уже, когда еще лежал в госпитале, задумал создать из партизан и подпольщиков отряд. Он пошел в комитет партии и нашел там людей, которые поддержали его. Решено организовать не один, а много отрядов. Открытое выступление против Советов Энвер-паши создало угрозу самому существованию Бухарской народной республики. Наступил час, когда трудящиеся Бухары должны встать на защиту завоеваний революции.
При содействии товарищей из ЦК Файзи приступил к организации своего отряда.
Наступил черед Юнуса похвастаться своими успехами. Он тоже мечтал об отряде и начал действовать с помощью командиров Красной Армии.
— Видишь, друг Файзи, письмо к назиру финансов. Здесь все обсказано: и лошади, и седла, и сапоги.
— Кто написал письмо?
— Пан-те-лей-мон… ох, трудное имя… начальник.
— Наш друг.
— Да, знаешь, брат Файзи, давай вместе собирать отряд. Ты начальник, я помощник.
Решили для начала пойти с письмом Пантелеймона Кондратьевича к назиру финансов.
— Понимаешь, — говорил Юнус, — новый назир хоть тоже из джадидов, он же наш человек.
Почему-то Файзи покачал головой, не стал возражать.
Ранним утром Файзи и Юнус добрались до назирата финансов.
Их долго продержали в холодной и грязной приемной. Дверь в кабинет назира прикрывалась не плотно, и в приемную отчетливо доносились сердитые голоса. Кто-то, очевидно назир, с раздражением сказал: «Я занят. Кто такие? Какие там деньги?»
Другой голос тихо в чем-то убеждал назира.
Наконец друзей впустили.
Не поднимая готовы, назир, еще совсем молодой, гладко выбритый человек, пробурчал:
— Короче, время — деньги. Что у вас?
Кашлянув в руку, Файзи осторожно сказал:
— Товарищ, здравствуйте!
Назир вздрогнул и почти с испугом посмотрел на Файзи.
— Великий бог, — воскликнул он, — кого я вижу! Вы живой, Файзи, а я думал… а мы думали!.. О аллах! Какие невероятные события случаются.
Он выбежал из-за стола. Начались рукопожатия, расспросы.
Появился непременный чай.
Назир поражался, удивлялся, вспоминал:
— А помните, как еще в тысяча девятьсот двенадцатом году мы, джадиды, заставили шататься трон эмира. А помните восстание дехкан, кажется, в тысяча девятьсот восемнадцатом году, а? Эмир-то перепугался, выпустил манифест. Обещал реформы, налоговые льготы… и потом ужасный провал… кровь… Да, дела минувших дней. Мы, джадиды, заслуженные революционеры!
— Да, — вздохнул Файзи, — мы поработали немало… Победа была тогда близка. Но, увы, измена гнездилась в наших рядах. Помните джадидских вождей. Что они написали про нас, революционеров, в своем воззвании к бухарцам, когда тайно сговорились с эмиром?! «Вы, говорят, смутьяны, пришли ко дворцу эмира… стали безобразничать, и из-за ваших неподобающих поступков великий эмир даже начал плакать…» Дескать, эмир хороший, во всех притеснениях эмирские чиновники виноваты…