Вот кто им нужен — посредник!
Набат сидел на подушках лицом к лицу с Джерико Соберани в своей личной пещере, устланной коврами и увешанной драпировками.
По прикидкам Грейсона, они с Джери были ровесниками. Разве что капитан повернул/а за угол, но Грейсон так не думал. Уж слишком молод/а — вряд ли кто-то захотел бы вернуться в столь юный возраст. И все же в характере капитана чувствовалось некое благородство. Мудрость — не столько возвышенная, сколько житейская. Грейсон объехал чуть ли не весь свет, но увидел так мало из своего защитного кокона, что словно бы вовсе нигде не бывал. А вот Джерико Соберани воистину повидал/а многое, и, что важнее, знал/а мир. Это вызывало восхищение.
— Серп Анастасия объяснила, зачем ты меня позвал, — сказал/а Соберани. — Как мы это устроим, ваше… Как там к тебе обращаются?
— Ваша звучность, — ответил Грейсон.
— Верно, ваша звучность, — ухмыльнулся/ась Соберани.
— И чего смешного?
Ухмылка не сходила с лица капитана.
— Сам придумал?
— Нет, мой главный курат.
— Наверное, он раньше работал в рекламе.
— Так и есть.
Разговор застопорился. Неудивительно. Ситуация была абсолютно искусственная и вынужденная, но дело требовалось сделать.
— Скажи что-нибудь, — попросил Грейсон.
— Что сказать?
— Неважно что. Нам просто нужно поговорить. А потом я задам Грозоблаку вопросы об этом разговоре.
— И что?
— И оно ответит.
На лице Джерико снова расцвела улыбка. Озорная. Какая-то странно очаровательная.
— Похоже на игру в шахматы невидимыми фигурами.
— Как скажешь, — согласился Грейсон.
— Ну хорошо. — Джерико на мгновение задумался/ась, и вдруг выдал/а нечто неожиданное: — Между тобой и мной есть кое-что общее.
— И что же это?
— Мы оба пожертвовали своими жизнями, чтобы спасти серпа Анастасию.
Грейсон пожал плечами.
— Только на время.
— И все же, — настаивал/а Соберани, — для такого поступка нужны храбрость и редкая способность прыгнуть в неизведанное.
— Вообще-то нет. Люди ставят кляксы постоянно.
— Да, но мы же с тобой не такие. Для нас сознательно стать квазимертвыми — значит пойти против собственной природы. Не каждый сделал бы такой выбор на нашем месте. Из этого мне стало ясно, что ты значительнее, чем твой наряд.
Теперь улыбка капитана была искренней. Честной. Грейсон никогда не встречал человека с таким разнообразием улыбок. И каждая была выразительнее, чем любые слова.
— Спасибо, — откликнулся Грейсон. — Видимо, наше общее восхищение серпом Анастасией действительно в чем-то нас… роднит.
Он затих, ожидая, что Грозовое Облако как-то это прокомментирует, но оно молчало. Оно хотело, чтобы ему задали вопрос. Но Грейсон по-прежнему не знал, что спросить.
— Не прими за оскорбление, — решился Грейсон, — но я не понимаю, как к тебе обращаться. Мистер или мисс Соберани?
Испытывая явный дискомфорт, капитан окинул/а взглядом пещеру.
— Я в сомнениях. Я очень редко оказываюсь в местах, где не видно солнца.
— Какое это имеет значение?
— Наверное, никакого… Я всегда или на открытом воздухе, или специально становлюсь у окна или люка… но здесь… в пещере…
Грейсон все еще не догадывался, что имеется в виду, и в тоне капитана появились едва заметные нотки обиды.
— Никогда не пойму, почему вы, бинары, так привязаны к своему родильному оборудованию. Какая разница, яичники у человека или тестикулы, или и то, и другое?
— Да нет… — произнес Грейсон слегка смущенно. — В смысле, в некоторых случаях разница все-таки есть, согласись?
— Тебе лучше знать.
Джери посмотрел/а ему прямо в глаза, и Грейсон обнаружил, что не в силах отвести взгляд.
— Может… разница не такая уж большая, как я думал?
Он не собирался формулировать это как вопрос. Впрочем, неважно, Джерико все равно не удостоил/а его ответом.
— Называй меня просто Джери, и не будем заморачиваться техническими подробностями.
— Хорошо! Значит, Джери. Итак, приступим.
— Мне казалось, мы уже приступили. Сейчас мой ход? — Джери притворился/ась, будто двигает воображаемую фигуру, и сказал/а: — Мне очень нравятся твои глаза. Я понимаю, почему они заставляют людей следовать за тобой.