— Будьте добры изложить, зачем вы просите аудиенции у Набата, — сказала художнику курат тонистов. Курат была стара — в том возрасте, до которого никто в здравом рассудке не позволил бы себе остаться без поворота за угол. Ее морщинистые щеки обвисли, уголки глаз напоминали растянувшиеся мехи аккордеона, упавшего набок. Какое потрясающее лицо! У художника зачесались руки написать ее портрет.
Все надеялись, что наступивший год, Год Ибекса, принесет больше позитива, чем прошлый. Художник был одним из множества людей, запросивших в начале нового года аудиенции у Набата. Вообще-то он не искал ответов на великие вопросы, скорее преследовал личные цели. Не будучи глупцом, он не верил, что некий мистик одним мановением руки расправится с проблемами, одолевавшими художника всю жизнь. Однако если Набат и вправду разговаривает с Грозовым Облаком, как утверждают тонисты, то, может, стоит попытаться?
Какие аргументы мог Эзра ван Оттерлоо привести этой старухе, чтобы она дала ему возможность поговорить со святым?
Проблема, как всегда, касалась его места в искусстве. Сколько Эзра помнил себя, он всегда испытывал ненасытную тягу к созданию чего-то нового, чего-то ранее не виданного. Но в этом мире не осталось ничего не изученного и не разложенного по полочкам. Большинство художников удовольствовалось рисованием красивых картин или просто копированием старых мастеров.
— Ну написала я «Мону Лизу», — сказала как-то его подружка, когда они учились в художественной школе. — И что с того?
Ее полотно было неотличимо от оригинала. Вот только оно не было оригиналом. Эзра не видел в этом смысла, но, похоже, он был единственный такой чудак, потому что его подружка получила за свое художество оценку «А», тогда как ему влепили «С».
— Тебе мешают твои духовные метания, — сказал ему учитель. — Обрети покой — и тогда найдешь свой путь.
Но даже в лучших своих работах Эзра находил лишь тщету и неудовлетворенность.
Он знал, что гении страдали за искусство. Он пытался пострадать. Будучи подростком, Эзра услышал, что Ван Гог в порыве безумия отхватил себе ухо, и попробовал сделать то же самое. Несколько мгновений рану жгло, а потом наниты притупили боль и принялись восстанавливать утраченное. К утру ухо отросло как ни в чем не бывало.
Старший брат Эзры, ничуть не похожий на Тео ван Гога, рассказал родителям, что учудил братец, и те послали Эзру в облом-школу — воспитательное заведение, где ребят, склонных к негодизму, приобщали к радостям дисциплины. Но и там Эзре пострадать не удалось, потому что в облом-школе никого толком не обламывали.
Поскольку из облом-школы никого никогда не исключали, он закончил ее с рейтингом «удовлетворительно». Эзра поинтересовался у Грозоблака, что бы это значило.
— «Удовлетворительно» — это удовлетворительно, — ответило Облако. — Ни плохо, ни хорошо. Приемлемо.
Но Эзра был художник и хотел большего, чем просто «приемлемо». Он хотел стать чем-то исключительным. Потому что иначе какой смысл быть художником?!
В конце концов он нашел работу, как и все художники, ибо не существовало больше голодающих гениев от искусства. Сейчас он расписывал стены детских игровых площадок: улыбающиеся детишки, лупоглазые кролики да розовые пухлые единороги, отплясывающие на радугах.
— Не понимаю, чего ты ноешь, — говорил ему старший брат. — У тебя классные фрески, их все обожают!
Брат стал банкиром, но поскольку мировая экономика больше не зависела от колебаний рынка, банки, по сути, являлись еще одной игровой площадкой с кроликами и радугами. Разумеется, Грозовое Облако время от времени устраивало финансовые драмы, но всё это было понарошку, о чем все отлично знали. Поэтому в поисках полноты жизни брат Эзры решил изучить какой-нибудь мертвый язык. И теперь он раз в неделю болтал на санскрите со своими коллегами по «Клубу мертвых языков».
— Замести мне личность! — умолял Эзра Грозовое Облако. — Если есть в тебе хоть капля жалости, сделай меня кем-то другим!
Эта идея — стереть свои воспоминания и заменить их новыми, фиктивными, но по ощущению такими же реальными, как собственные, — казалась Эзре очень привлекательной. Но не тут-то было.
— Я замещаю только те личности, которые окончательно зашли в тупик, — отвечало Грозовое Облако. — Не торопись. Ты обретешь жизнь, которой сможешь наслаждаться. В конце концов к этому приходят все.
— А если нет?
— Тогда я укажу тебе путь.
А потом Грозовое Облако заклеймило всех негодниками, и на этом его напутствиям пришел конец.