Выплачивать заработанные деньги хозяин будет теперь в конце каждой недели, по субботам, после гудка.
И, как в июле, окинул Дятлов взглядом притихшую толпу, спросил:
— Ну, ребята... Согласны?
Среди рабочих невнятный гул, вздохи.
— Согласны, что ль, спрашиваю?
— Фома Кузьмич...
— Кто это? — прервал Дятлов заговорившего. — Выходи сюда, чтобы всем слышно было.
— Я, Фома Кузьмич, спросить бы насчет... — вышел вперед завальщик вагранки.
— Ну, ну, говори... Обо всем давай потолкуем, — подбадривал его Дятлов. — Чтобы нам перед праздником в обиде друг на дружку не оставаться. Ну?..
— Фома Кузьмич... Господин хозяин... — сдернул завальщик с головы замызганный и прожженный картуз. — Когда летом мы нанимались, ваша милость прибавку дать обещали...
— Ну?
— А прибавку-то, Фома Кузьмич... Не получили ведь мы ее. До нонешнего дня не получили...
— На самом деле...
— Обещал, хозяин, а сам... Так мы, конечно, не будем, задаром-то... — поддержали завальщика голоса. — Выходит, что сулил только. Мягко стлал, а...
— Тихо чтоб!.. Загалдели... — прикрикнул Дятлов. — Вышел один — пусть один разговаривает.
— Тихо!..
— Тш-ш-ш...
— Тебя как зовут? — спросил Дятлов завальщика.
— Гаврила Нечуев.
— Так вот слушай, Гаврила Нечуев... И вы все: за тобой сколько долгу, Нечуев?
— Полтора рубля было дадено, а потом полтинник еще да крест силком навалили.
— Узнаем сейчас. Дай книгу, Егор.
Егор Иванович подскочил, подал книгу с записями должников. И пока Дятлов, поплевывая на пальцы, неторопливо листал ее, рабочие стояли тихо, в ожидании давно мучившего их вопроса о прибавке. Дятлов посмотрел запись, кивнул.
— Правильно говоришь. Полтора целковых, полтинник и крест... Силком я, Нечуев, никого не держу, а нынче и вовсе — договору срок подошел. Кто не хочет — ступай гуляй с богом, потому — какая же может пойти работа, если по принуждению?.. Верни долг, мы и расстанемся по-хорошему. Но только скажу — обидно мне такие речи слышать от вас. Я и деньги вперед давал, а теперь хочу лавку для вас приспособить, чтоб в кредит всяким товаром снабжались. А из вас кто-то крикнул, что задаром все будто... Похвально ли так?.. А тебе, Нечуев, такое слово скажу: высказал, значит, ты свою думку, что хозяин вроде как обидел тебя, недоволен ты, стало быть... Ну, что ж... Ежели так, за паспортом приходи. А заодно и должок не забудь, чтобы нам у мирового с тобой не встречаться. И все другие, которые недовольны... Я-то найду людей, а вот вы хозяина поищите. Вроде бы зима на носу... На, Егор Иваныч, держи, — протянул приказчику книгу. — А кто согласен работать — работайте. Я, имейте в виду, на зимнюю пору расценки не сбавил, будете по-прежнему получать, а у других — как зима, так убавка... Эх, ребята, ребята, иной раз ночи не спишь, думаешь, как получше бы сделать... Это надо ценить, а не так...
Приходилось ценить... Страшно было потерять с таким трудом добытое право на жизнь. Зима близится, и к заводским воротам все идут и идут новые люди. Сторож не успевает отгонять их.
— Куда-а?! Тут уж набрано... Каждый день лезут и лезут... Которых еще брали спервоначалу, обученных, а теперь — нет. И приказ дал хозяин, чтоб никто проситься не смел.
— Мы за большим не гонимся... Прокормиться б лишь.
— Не хватайтесь за дверь! Сказано — нет, значит — нет... Может, на счастье в другом каком месте определитесь.
Обещание хозяина открыть для рабочих лавку заставило примолкнуть роптавших. Как ни говори, а хозяйская забота видна.
— С голодухи не пропадем. В случае денег нехватка, так по талону из лавки чего надо возьмешь. Нет, ребята, зазря нельзя на хозяина обижаться.
— Штраф-то он тебе записал?
— Штраф — иное дело. Про штраф в уговоре указано.
— И бабы наши обрадовались, как про лавку узнали.
Только пришлые из дальних мест, побывавшие на других заводах и уже знакомые с заводскими лавками, неодобрительно относились к этой затее заводчика.
— А в других местах воют от лавок этих.
— Мало ль что где в других... В других местах деньги вперед дают?.. А наш хозяин дает... И ты, друг, смуту нам не вноси. Чего зря наговаривать?! Благодарность надо иметь, а не так...