Федор достал деньги, пересчитал их.
— Небогатый у вас заработок, а говорят — монтажники, монтажники…
Татьяна прошла вдоль прилавка. Белый халат тесен ей, сверху пуговицы расстегнуты. Федор вдруг захотел пить. Проглотив слюну, отвел глаза от продавщицы. Схватил бумагу — и за дверь.
От моста долетали крики, ругань. Он сначала думал обойти это место, но почему-то пошел туда.
На асфальте, не обращая внимания на проходящие машины, дрались четверо. У всех одежда была порвана, лица окровавленные. Трое били одного.
— Остановитесь, что делаете?
Никто его не слышал или не хотел слышать. Тогда Федор схватил за рукав сгорбленного, бородатого мужчину:
— Остановитесь!
Только он сказал это, как слева ударили его по голове, аж потемнело в глазах. Федор разозлился — никто его не бил, сколько он себя помнит.
Перехватил руку, вывернул — и вот лежит один в сугробе. Ударом посадил на асфальт бородатого. Третий и сам упал. Они бормотали что-то, лежа в снегу, а человек, которого били, будто сумасшедший, хохотал и показывал на них пальцем. Федор узнал своего бригадира.
— Молодец, молодец! Спас меня от этих волков. — Богдан едва стоял на ногах. — Мужик! Так им и надо. Захотели победить меня, Ваську Богдана, первого бойца монтажного управления. Сволочи, тьфу! Помоги дойти до дома.
Федор обхватил его за плечи, хотя и было противно смотреть на эту окровавленную рожу, и повел домой. Из магазина выбежала Татьяна, заохала:
— Кто тебя бил?
— Это не меня, — неохотно ответил Федор, — а его.
— Почему же у тебя на лице кровь? — Она платочком провела по его лицу, показала на Богдана: — Это тоже ваш?
— Наш…
По дороге Богдан пытался петь, но, видимо, забыл слова и только повторял одну строчку. Последние метры к дому Федор его уже нес на себе. Перед дверью Богдан стал на ноги, застегнул куртку, и Федору показалось, что он трезвый, потому что глаза смотрели уверенно и ясно.
— Прошу, заходи. — Он сам открыл дверь.
— Нет, мне надо идти.
— Не бойся.
— Чего мне бояться? — Федор первым вошел в хату.
Тэкля готовила ужин.
— Тэкля, дай гостю сесть, — сказал Богдан с порога.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Тэкля полотенцем накрыла табурет. — Присаживайтесь, уважаемый.
— Готовь стол, Тэкля, — приказал Богдан.
— Нет, я пойду, — поднялся Федор с табурета.
— Что вы, как можно. Видите, первый день у меня квартирует Василь, а слушаюсь его лучше, чем мужа, — говорила Тэкля. — И почему это так? Такой уж он добрый, что хоть к ране прикладывай, только глаза очень острые.
Вышла из комнаты Тэклина мать, посмотрела на них, будто молния блеснула, прошептала:
— Нету на вас беды. Чтоб вы… — и хрипло закашлялась.
— Зачем вы так, мать? — сказал Богдан. — Мы хотим как люди, чтобы все было хорошо и правильно. — Он вздохнул. — Все Богдан плохой… Знает ли кто, что я этими руками построил сотни километров электролиний? О которых в песне поется:
Богдан, положив голову на стол, уснул. Федор поднялся и, не слушая, о чем говорит Тэкля, вышел из дому.
Было поздно, когда он зашел на квартиру к мастеру.
— Там он, — показала хозяйка на дверь в боковую комнату.
Иван Александрович — в морской тельняшке и спортивных брюках — стоял на голове. От неожиданности Федор вытаращил глаза.
— Что-то поздно ты, — сказал мастер. — Ожидал тебя раньше. Минутку… Раз-два. Удивляешься? Это врач посоветовал каждый день вверх ногами стоять по системе йогов. Хочу болезнь свою победить.
«Зачем понадобился ему?» — подумал Федор.
— Моей хозяйке сорока на хвосте принесла, что ты дрался с кем-то. — Мастер открыл чемодан и что-то старательно стал в нем искать. — Так или нет?
— Сорока правду сказала. — Федор поднялся. — Вы все знаете, я пошел.
— Смотри, какой горячий. Молодой петушок ты, Федор. — Мастер сел напротив парня. — Никогда не делай поспешных выводов. Я давно наблюдаю за тобой. Голова на плечах у тебя есть. Хочу попросить, чтобы ты кое-что сделал. Не спеши отказывать. Я заметил, что ты любишь сидеть за последним столом и больше слушать, чем говорить.
— При чем здесь все это? — пожал плечами Федор.
— При том, что мы сделаем звено из четырех человек, и ты будешь им руководить. Думаю, что от этого дело пойдет быстрее.
— Одно звено ничего не решит, — сказал Федор и почувствовал, что где-то внутри загорелся приятный огонек. Пришло то время, когда он покажет, на что способен. Главное, чтобы дали самостоятельный участок и не мешали.