Кто-то, может быть Богдан, красным карандашом перечеркнул первый приказ Федора и внизу дописал матерное слово.
— Ты написал? — спросил Федор.
— Ни в коем случае, — улыбнулся Богдан.
— Хорошо… Завтра возьмешь ребят, подключите первый участок линии с высокой стороны, от подстанции.
— С электросетей будут? — спросил Богдан.
— И с участка тоже.
Федор уже перекипел, но чувство какой-то нерешительности сдерживало его. Он ощутил себя пацаном, которому показали желанное яблоко и не дали. «Надо было попросить начальника, чтобы перевели Богдана в другое место, тогда все было бы проще», — думал Федор.
Теперь он работал еще лучше, чем раньше. И вот настало время подключать первый участок линии. Сначала Федор собирался сам сделать это. Однако, подумав, решил, что рисковать не стоит. Во-первых, он никогда не подключал линии, во-вторых, глупо отказываться от опыта Богдана.
Утром приехали из электросетей, инженер с участка, еще несколько человек. Комиссия и бригада собрались у широкой железной мачты, от которой должен был пойти ток на первый участок линии.
Богдан был веселый, шутил. К Федору он близко не подходил. И Федору показалось, что у бывшего бригадира виноватый вид. Наверное, переживает, волнуется… Только когда Богдан был уже на верху мачты, Яков Казакевич сказал Федору:
— Он же выпивши…
— Поздно, — не отрывая глаз от Богдана, ответил Федор. — Раньше почему не сказал?
Смотрели, как не спеша подключал Богдан провода к разъединителю. Было слышно, как стучит гаечный ключ об изолятор. Медленно шло время. Прошло тридцать минут, час, а Богдан все сидел на перекладине. Наконец, поднялся. Почему-то снял цепь, хотел, видимо, забросить ее за плечо, но задел провод. Показалось Федору, что по цепи пробежал огонь, и в этот же момент Богдан зашатался на перекладине и сорвался вниз. Все произошло так стремительно, что никто даже не сдвинулся с места.
— А-а-а! — дико закричал Яков, и все очнулись.
— Наверное, блуждающие токи, — растерянно бросил представитель электросетей. — Все отключено и перекрыто.
Привезли врача, но помочь он уже ничем не мог. Только сказал, что покойный был пьян.
На похороны приехала древняя старушка в черной юбке и большом черном платке, в мужских туфлях. Худенькая и седая, бледная, как лист бумаги, она не плакала, но идти сама не могла, и Кардаш посадил ее в свою «Волгу» рядом с шофером. Выцветшие глаза старухи, казалось, ничего не видели. Только раз она проговорила:
— Водка довела, просила же…
Труднее всего было Федору. Выходило, что Богдан погиб по его вине. Если бы не послал на мачту, если бы не злился на него…
— Жаль парня! — сказал начальник управления. — Хоть пьяница был, но жалко…
— Это я виноват, — подошел к нему Федор. — Я…
— Не говори глупости. Если кто и виноват, то он сам.
Смерть Богдана преобразила бригаду: ребята как-то сразу повзрослели, посерьезнели. Не ходили, как раньше, шумной толпой по улице. Хоть и попортил им много крови Богдан и радовались, когда снимали его с бригадирства, но теперь никто из них плохого слова не говорил, и не только потому, что говорить плохо о покойном нельзя…
Яков Казакевич незаметно отошел от ребят и неожиданно для себя оказался в зарослях, почти около того места, где их с Крицем нашел Розум, когда они играли в карты. Он шел, сжав до боли челюсти. Лапки молодых сосен били по лицу, но он не чувствовал этого.
Около толстой старой осины Яков остановился, немного постоял и сел на землю. Где-то недалеко послышался гул машины, он сначала приблизился, а потом стал затихать. Однако Яков не обратил внимания ни на машину, ни на крик птицы, которая прыгала в трех шагах от него. Так он сидел долго. Вдруг слезы хлынули из глаз, смывая с них пелену, голова становилась яснее. Жалость охватила его, переворачивая душу.
Где-то в глубине души родилось вдруг желание, в котором Федор даже не мог признаться себе. Постоял на улице, после аккуратно закрыл за собой калитку. Ноги несли его в том направлении, куда в другое время не пошел бы ни за что. Почти бегом пересек огороды, напрямик вышел к избе, в которой квартировал Богдан, остановился. Может, вернуться? Ну нет уж. Прижимаясь к забору, будто вор, подкрался к Таниному дому. На кухне горел свет. Сквозь занавески увидел тень от головы. Тихонько постучал в окно. Свет сразу погас, а Татьяна не отозвалась, Федор вновь осторожно стукнул по стеклу. С горечью подумал, что у нее, наверное, тот мужик, что угрожал ему.