Он постоял еще немного около лужи и вернулся к Кижевскому, который лежал по-прежнему на куртке и смотрел в небо. Тимох вздохнул, потом кашлянул и тихонько прилег рядом.
Хуже нет, когда человек без работы. И чего сидит на солнце, сам не знает. Вагонов не подали, и неизвестно, будут ли. Хотя, наверное, подадут, но когда — пока никто не может сказать. И потому в голове всякие мысли, ничего им не мешает. Поболтать бы с Кижевским, о том о сем спросить, да неудобно, уснул, видимо, человек.
— М-да… — Что-то неспокойно на душе, открыть бы ее кому-нибудь, но как?
— И то правда, почему это небо голубое, а трава зеленая? — вдруг слышит Тимох голос Кижевского. — Нигде об этом я не читал.
Головы он не повернул, и казалось, что спит, а глаза не закрыты. Тимох наклоняется к Кижевскому.
— Колодейчик! — зовет бригадир Минька Ковалец. — Иди сюда, есть работа.
Всем работы нет, а ему нашел. Тимох разомлел на солнце, сапоги будто оковы на ногах. Снять бы их и пойти босиком по свежезеленой травке. Нельзя, вот уже зовет Ковалец. Тимох подходит к бригадиру и ждет, что ему прикажут. Глаза у него будто у теленка. Смотрит спокойно и ласково. Никогда не слышал Минька от него грубого слова, не было такого, чтобы не сделал, что велено. И это злит бригадира. Кажется, Тимох хитрит, хочет он обвести начальство вокруг пальца. «А может, у него не хватает шариков-роликов в голове?» — в который уже раз прикинул бригадир.
У Тимоха, как обычно, лицо в серой, будто высохший мох, щетине. В руках кепочка с пуговичкой.
— Ты это… — бригадир забыл, зачем звал грузчика. Сбили его с толку глаза Тимоха.
— Вот что. — Ковалец видит всю свою бригаду, которая неизвестно по чьей вине бьет баклуши. Можно вместо Колодейчика послать кого-нибудь другого, но зачем. Чем он лучше других, ко всем надо одинаковым быть. Иначе совсем испортятся.
Тимох переступает с ноги на ногу, ждет. Бригадир хочет закончить наконец пояснение, но его перебивает грузчик:
— И почему это небо голубое, а не желтое? — Он со скукой смотрит на Ковальца. Тот недоуменно смотрит на небо, потом на Тимоха.
— Бери лопату и отбрасывай гравий от полотна! — на высокой ноте заканчивает бригадир. Доведет Колодейчик своими «почему?», «зачем?». Сколько они вместе работают, а никак не привыкнет Ковалец к этим вопросам, да и к самому Тимоху. Иногда даже жалко его, а порой и злость берет.
Тимох выбрал лопату с коротким черенком. Как раз по своему росту. Гравия много, и набирать на лопату не очень удобно. Но Тимох работает, оправдывает зарплату, а другие грузчики сидят. Они ругают начальство, бригадира. Когда бывают простои, все недовольны.
Следом кто-то идет. Тимох поднимает глаза: Кижевский с лопатой, а за ним бригадир.
Они работают молча. Кижевскому скоро на пенсию, но он сильный, как вол. Кажется, и усталости не чувствует, только лысина в капельках пота.
Тимох уважает Кижевского, потому что тот чуть ли не всю Европу прошел и много интересного увидел.
— Дядька, а в Германии небо голубое? — Тимох кладет лопату на гравий и садится на черенок — так удобнее.
— Такое же, брат. — Кижевский пытается подхватить на лопату камень и не может. Это его злит, и он недовольно бурчит: — Они что, господа? Языком молоть — не дрова колоть. Нам больше всех надо?
Бригадир будто ждал этого и сразу кричит грузчикам, которые возле платформы играют в карты:
— Э-гей, начальники, сбоку чайники!
Медленно, но подходят все, кроме крановщика Стасика. Парень он неплохой, и потому разрешается ему многое. Да если взвесить, то Стасик едва ли не главная фигура. Без крана не заработаешь, и план сгорит.
— Не того слава, кто начинает, а того, кто закончит. А, Тимох? — Стасик аж заливается смехом. Тимох набирает полную лопату гравия и раз, и раз… Откуда, кажется, сила в этих худых, по-женски маленьких руках.
Вечером заболел его сынок Павлик. И Тимох думает, приходила ли врач и как там жена. Мальчонка весь горячий был от температуры.
И почему столько болезней на человека? Павлик еще ничего плохого не сделал, отчего же ему быть больным. Жалеет Тимох, что плохо учился в школе. Мог бы стать врачом. Тогда бы его сынок всегда был здоров.
Гравия уже совсем мало. Еще минут десять — и работа окончена. В этот момент на станции кто-то закричал. По красной фуражке узнают дежурного. Грузчики прислушиваются, но разобрать не могут.