3
Серое двухэтажное здание, к которому вела аллея розовых кустов, служило в Диньдоне пристанищем образования и законности. Граница пересекала здание по горизонтали: в первом этаже помещалась городская школа, второй занимал полицейский участок. Такое соседство считалось большой удачей. Во-первых, учащиеся находились под неусыпным надзором полиции, что способствовало поддержанию в школе более или менее удовлетворительной дисциплины. Во-вторых деятельность полиции, протекавшая на глазах подрастающего поколения, с точки зрения городских властей воспитывала в нем надлежащее уважение к правопорядку, а с точки зрения родителей необходимое каждому гражданину умение обходить закон. В-третьих, непосредственное общение полицейских со школьниками расширяло кругозор и повышало культурный уровень последних. Например, полицейский Филипа научил старшеклассников курить. После этого он перестал тратиться на сигареты: ему вполне хватало тех, которыми его угощали благодарные воспитанники. Наконец, единая крыша над участком и школой позволяла обходиться одним общим карцером, что благотворно отражалось на городском бюджете. Здание выглядело необычно. Пологая железная лестница по диагонали перечеркивала фасад. Пересекая окна, она существенно затемняла классы, но в то же время оказывала школярам большую услугу, демонстрируя во время уроков всех, кто шел в участок или выходил из него. Места в классах, подобно театральным ложам, ценились в зависимости от того, насколько хорошо с них была видна лестница. Провинившихся ребят учителя сажали таким образом, что лестницы они вообще не видели. Это было очень суровое наказание. Появление аптекаря было отмечено восторженным ребячьим криком; - Пилюлю ведут! Пилюлю ведут!.. Этот радостный клич провожал Моторолли, пока он поднимался по гулким железным ступеням. В другой раз аптекарь сумел бы постоять за себя, но сейчас он был выше пререканий с несовершеннолетними. Ему казалось, что он поднимается на эшафот, а внизу кричит тупая разъяренная толпа... На верхней площадке лестницы остатки мужества окончательно покинули Моторолли. Его нога автоматически поднялась и, не нащупав очередной ступеньки, беспомощно повисла в воздухе - дальше, словно бездонная пропасть, зияла открытая дверь участка. Полицейский легонько подтолкнул замешкавшегося аптекаря, и Моторолли шагнул навстречу судьбе... Полицейские участки всюду на одно лицо. Очевидно, это делается для того, чтобы человек, неоднократно имевший дело с полицией, попадая в участок, чувствовал себя в привычной обстановке. А может быть, у главных полицейских управлений просто не хватает фантазии. Так или иначе, но участок в Диньдоне не представлял исключения. Довольно большую комнату, стены которой были окрашены в какой-то неопределенный цвет, перегораживал солидный деревянный барьер. Он делил ее на две неравные части: большая предназначалась для блюстителей закона, меньшая - для остальных граждан республики Глядя на дубовые доски барьера, можно было подумать, что закон в Диньдоне необычайно хрупок и его нужно постоянно ограждать от неосторожных прикосновений жителей. На самом деле это была совершенно излишняя предосторожность, так как горожане с необыкновенным единодушием избегали личного общения с законом. История города не помнит случая, чтобы кто-нибудь добровольно пришел в участок. Войдя в комнату, оробевший аптекарь прежде всего заметил чью-то надменную физиономию, свысока глядевшую на него. На всякий случай Моторолли вежливо поздоровался и только тогда сообразил, что обращается к портрету президента республики, висевшему в простенке между, окнами, Как ни странно, но в ответ послышалось любезное приветствие. Моторолли чуть опустил глаза и увидел комиссара, стоявшего под портретом. На лице полицейского чиновника было написано неподдельное удовольствие. - Проходите, дорогой Моторолли,-говорил комиссар.- Располагайтесь удобнее. Вы ко мне надолго... "Надолго... Радуется, Гусь проклятый,- подумал аптекарь, отводя глаза,Зацепил и рад..." - Рад, очень рад,- будто читая мысли на расстоянии, продолжил комиссар.Вы себе не представляете, с каким нетерпением я вас ждал... "С нетерпением,- повторил про себя аптекарь.- Ну и прохвост! Играет, как кошка с мышкой..." - Прошу извинить, что поднял в такую рань,- сказал Фьють, усаживая аптекаря на длинную скамью, стоявшую перед барьером.- Во всем виноват отец Кукаре. Вы же знаете его небольшую слабость. Как бы это сказать?.. Часом позже он был бы уже в веселом расположении духа. А наш разговор требует трезвых раздумий... - Какой разговор? При чем тут священник? - Моторолли заерзал на скамье, пытаясь принять независимый вид. Он даже вытащил сигарету, но курить не решился. - Не спешите, мой друг. Я вам сейчас все объясню. Фьють замолчал, подыскивая слова. Этот Моторолли любил болтать о демократических свободах. С ним надо было держаться осторожно. Кроме того, в любой момент он мог потребовать возвращения карточного долга... - У всех людей разные взгляды,- начал комиссар.- У меня есть сведения, что у вас тоже есть взгляды... Комиссар замолчал. Он никак не мог нащупать нужную тропинку беседы. - Вернее, мне известно, что вы находитесь в постоянной оппозиции к правительству... Аптекарь протестующе поднял руку. Кажется, он начал понимать, куда клонит чиновник. Но Фьють поспешил успокоить: - Я понимаю, в вас говорят убеждения! У меня тоже были в молодости убеждения, но с возрастом я сумел с ними совладать... Комиссар хотел было подробно рассказать, как он расставался с убеждениями, но аптекарю удалось перехватить нить разговора. Он поднялся, повернулся к президентскому портрету и сказал: - Господин комиссар, мои убеждения не предусмотрены Сводом уголовных законов. Они носят чисто политический характер. Но их также нет и в Своде законов о политических преступлениях! Прежде чем иметь убеждения, я внимательно прочитал все законодательство. Кроме того, здравая, умеренная, покладистая оппозиция подчеркивает демократический характер республики! Меня голыми руками не возьмешь!.. - Кто с этим спорит! - поспешно согласился комиссар.- Но я говорю совсем о другом... Как бы это лучше сказать? Послушайте, Моторолли, я вас очень уважаю. Я давно признал, что лучше вас никто в городе не произносит речей. Вы - наша славная интеллигенция. Но, поймите, сегодня надо хотя бы временно забыть о своих убеждениях! Сегодня надо всем нам объединиться! Речь идет о дальнейшей судьбе Диньдона. Вот почему я решил с вами посоветоваться... Фьють многозначительно поднял палец и повторил: - Посоветоваться! Понимаете, Моторолли? - Понимаю.-Аптекарь успокоенно откинулся на спинку скамья. В этот момент на железной лестнице раздался тяжелый топот. Его сопровождал восторженный ребячий вопль. Комиссар умолк и повернулся к двери. Лестница грохотала, будто разваливаясь на куски. И скоро в тесной рамке дверного проема возник владелец "Помпеи". Красный, разгневанный Сервантус протиснулся в комнату, волоча за собой перепуганного полицейского. - У вас, я вижу, давно не было неприятностей! - еще с порога загремел толстяк, надвигаясь, как танк, на комиссара.- Так я вам мигом устрою! Завтра же будут статьи в газетах! Я дойду до самого президента! Я вам покажу, как меня арестовывать!.. Казалось, еще мгновение, и тяжелая туша ресторатора сокрушит деревянную преграду. Тогда комиссару ничего не останется, как выпрыгнуть из окна. Но этого но произошло. Выпустив первый залп, Сервантус умолк, собираясь с силами для второго. - Да скажите наконец, что случилось? - пользуясь паузой, выкрикнул комиссар. - Он еще спрашивает! - снова забушевал ресторатор.-Выставил на посмешище всему городу! Прислал это чучело!.. Тут Сервантус так дернул полицейского, что у того фуражка съехала на лоб. - Я буду жаловаться! - пискнул полицейский, стараясь вырваться из рук ресторатора. Толстяк тряхнул его еще сильнее: - Я тебе сейчас такую жалобу покажу! Услышав это обещание, полицейский затрепыхался, как пойманная курица... - Мир вам, дети мои! Что у вас здесь происходит? Неожиданное появление священника несколько разрядило обстановку. Комиссар отошел от окна, а ресторатор отпустил полицейского. Отец Кукаре быстро вошел в участок, снял свой черный котелок и ловко бросил его на деревянный барьер. Несмотря на ранний час, от него явственно попахивало вином. - Уже? - разочарованно протянул Фьють.- Ну как же так, отец? Мы же вчера договаривались... - Сын мой,- внушительно произнес отец Кукаре.- Стоит ли говорить о рюмке домашней наливки? - Это - смотря какая рюмка... Не ответив огорченному комиссару, священник уселся на скамью рядом с аптекарем, подтянул сутану, закинул ногу на ногу и приготовился слушать. - Так что у вас здесь случилось? Остывший Сервантус подтолкнул Полицейского поближе к священнику. - Представляете, святой отец.- объяснил он.-Утром чуть свет - я еще штанов не успел надеть - является этот тип и говорит: "Следуйте за мной!" - Я выполнял приказ господина комиссара,- жалобно сказал чин полиции.- А господин Сервантус не стал слушать, а сразу стукнул меня по шее. По инструкции я имел право применить оружие... - Тогда святому отцу пришлось бы тебя отпевать! -вставил ресторатор. - Вот видишь, сын мой, с тобой могло случиться большое несчастье! разъяснил священник полицейскому.- И мне задал бы лишнюю работу. Благодари господа, что он не оставил тебя в трудную минуту... - Ну кто мог подумать, что приход моего подчиненного обидит нашего дорогого Сервантуса! - искренне огорчился комиссар. Все хорошо знали о большом состоянии ресторатора, доставшемся ему в наследство от тетушки. А в Диньдоне не было случая, чтобы полиция портила отношения с состоятельными людьми. Выпроводив полицейского за дверь, комиссар усадил Сервантуса и сказал: - Друзья, я пригласил вас для очень важного разговора...