Люба (резко). Ну?!
Зоя. А я мармелад как раз терпеть не могу. Потом проводил до дома, прощается: «Извините, я не один в палате, к вам нельзя? А то в санаторий после двадцати трех не пускают».
Люба (со злым вызовом). Жаль, мне не попался, у меня жилплощадь изолированная.
Зоя. Опять на себя наговариваешь.
Люба (агрессивно). А что особенного? Ты-то с маманей, с папаней, с братиком по вечерам хоть телевизор можешь смотреть, от «Мира животных» до «Кинопанорамы» включительно, а ты пробовала возвращаться домой, чтоб тебя никто, кроме собачки Бульки, не ждал?! Ах, оставьте!..
К ним подходит Тетя Зина с початой бутылкой коньяка и тремя рюмками в руках, ставит их на лежаки.
(Удивилась.) Фирма не заказывала.
Тетя Зина. Субботник отмечаем.
Зоя. У меня от него потом голова болит.
Тетя Зина. А я тебе много и не налью, не надейся, тут на донышке. (Разливает коньяк в рюмки, вытаскивает из кармана пачку сигарет.) А вот зараза ваша, дымите.
Люба. «Астраханом» уже потянуло, зима на носу.
Зоя. Счастливая Алена, в Москву уедет, а мы тут…
Люба (непримиримо). Как уедет, так и приедет. Не в первый раз. Мне ее жальче всех, если хотите знать. Она думает, все обязательно как в книжках должно быть, начиталась до потери сознания.
Зоя. Ну и что? Еще неизвестно что жизненнее — в книжках или (обвела глазами вокруг) вот это все…
Люба. Я поначалу тоже — подавай мне счастье девяносто шестой пробы, на меньшее я не согласна. И чтоб непременно любовь большая и чистая. Как слон после бани… Ладно, заныли в три голоса! За что пьем?
Тетя Зина. А я, какой бы там ни тост, про себя всегда — за Люську.
Зоя. За то, чтоб зима скорее прошла, чтоб опять лето!
Люба (решительно). Нет уж! За слонов! За того самого, который только что из бани.
Тетя Зина. За любовь, что ли?
Люба (насмешливо). Догадливая!.. Мне-то уж что, осталось только ручкой вслед помахать. Теперь я женщина свободного покроя, море по колено. Я за тебя выпью, Зойка, чтоб у тебя все другое было. (Выпила рюмку до дна.)
Тетя Зина. А у меня на все случаи жизни — одна мечта… (Выпила.)
Зоя. Весна — миндаль зацветет, глициния, иудино дерево… (Выпила.)
Люба (не то с насмешкой, не то с печалью). Кстати, мне вчера предложение сделали, можете смеяться, не обижусь.
Тетя Зина (недоверчиво). Тебе-то?! Небось отдыхающий очередной?
Люба. Отдыхающие не в счет. У них вся любовь — двадцать четыре рабочих плюс выходные. Нет, в том-то и весь смех, что именно из наших.
Зоя (тоже с сомнением). Рассказывай!..
Люба (неожиданно весело). Не сойти мне с места! Да вы его знаете! Дядя Гриша, сосед, ну, он еще капитаном на «Аркадии Гайдаре», на прогулочном, ходил, мы с ним когда-то задаром на Золотой пляж ездили. Теперь на пенсии.
Зоя. Так он же старый! В отцы тебе годится!
Люба. Дело вкуса. Лично я зелененькими никогда не интересовалась.
Тетя Зина. Лет на тридцать тебя старше, как минимум.
Люба. На двадцать шесть. Это ж я так, для понта, говорю, что мне тридцать два, по паспорту — все тридцать пять. Был бы человек хороший.
Зоя. Ну а ты?..
Люба (жестко). А я — дура.
Зоя (в ужасе). Согласилась?!
Люба. Говорю, дура. Все еще жду следующей пятилетки. Хотя лично у меня она уже не пятилетка качества намечается, никаких надежд. Еще локти кусать буду.
Тетя Зина. Так у него же внуков полно!
Люба (расхохоталась). Видали б вы, как он пришел женихаться! У него дом свой, теплица, так он со свежими гвоздиками приперся, на базаре бы — рублей на двадцать, не меньше! С шампанским! Я ему: «Дядя Гриша, вы бы лучше свежих огурцов нарвали или красненьких, закуска все же, хоть и не под шампанское!» (Вздохнула.) Обидела одуванчика…
На набережную вбегает Алена с письмом в руке.
Алена (кричит еще издали). Зойка! Зоинька! (Подбежала к ним, протянула Зое письмо.) Вот…
Люба (встревожено). От кого?