А уж когда никаких свежих пакостей из себя не вымучил, то пошел ко всем чертям. На семинар, на сборище этакое всеобщее, чтоб спокойно, по-человечески поговорить о чем попало: глядь — и польза какая-либо от собеседования стрясется.
Ну, оглядел своих поганцев, ткнул в одного пальцем, говорит ему в строго термодинамических выражениях.
— Такой, — говорит, — сякой, давай-ка я тебя для контролю по is-диаграммище погоняю!
А тот:
— Пошел ты, — отвечает, — к богу в рай со своей диаграммой!
Да так просто он это брякнул, что вельзевул тут же прогнал всех к чертовой матери, но все-таки подумал при этом:
«А ведь как тут ни крути, а есть в словах паршивца искра божья. Не махнуть ли мне и впрямь к всевышнему, может, что и пронюхаю? От этого атеизма им тоже несладко, вот и проведем, будь оно неладно, беседу на высшем уровне».
И понесся в рай.
В раю тем временем подобнейшая-преподобнейшая картина: недоумение. Ангелы, потеряв свое ангельское терпение, копошатся, как курицы, в безделье и потихоньку ересь мелют. Ну, олухи царя небесного и ничего больше.
Сам же господь долго и задумавшись витал в обманах, но ничем интересным его там тоже не осенило, и объявил он тоже всерайский слет, чтобы тоже как-нибудь окрылить участников.
Кое-как слетелись.
Всевышний тоже начал с теории. С аэродинамики. Спрашивает наугад, по-божески. И вопросик-то легонький такой, легусенький!
— Изобразите, — молвит ангелочку, — например, ради бога, глиссаду, по которой можно снизойти в душу грешника!
Хлопнул ангелочек ресничками, вздохнул — и нате:
— Эх! — говорит. — Катитесь-ка вы к дьяволу со своими, прости-господи, глиссадами!
От непочитаемости такой неслыханной всевышний немедленно пал в обморок, а публика постепенно разбрелась, разлетелась, распустилась сама по себе.
Пришел господь в себя.
«Да-а, — думает. — Нет. Определенно устами юного агнца глаго-лела истина. Не явиться ли мне во стан вражий? Несколько скверно, конечно, для престижу, но зато помыслы их ведомы будут».
Как замыслил, так и сотворил. Начертал на райских вратах «Бога нет» — и кувырк в тартарары.
Пикирует он так себе, пикирует, и вдруг навстречу самый что ни на есть вельзевул мчит.
— Ба! — изумляется вельзевул, узревая господа. — Куда это тебя нелегкая несет?!
Притормозил всевышний, но для началу ни гугушеньки. А вельзевул с издевкой:
— Ну, как вы там? Все, небось, и знаете, что на мандолинах балабонить?
— На арфах, — сдержался всевышний. — А вот вы так уж совсем, кажется, ни на какие козни больше не в состоянии сподобиться.
— Ха! — сказал вельзевул. — Раз так, то я прямо тут, прямо тебе лично сейчас нос утру! Гляди сюда, старый босяк, на мой новый фокус. Гляди, как я сам… Чуешь, сам… Себе… Чуешь, себе!.. Глаз могу укусить!
— Э! — отмахнулся всевышний.
Тогда вельзевул вынул искусственный глаз и укусил.
Господь хоть бы хны.
— А хочешь другой глаз укушу?! — разошелся вельзевул.
— Э! — опять сравнодушничал всевышний.
Тогда вельзевул вынул искусственные челюсти и доказал насчет другого глаза.
— Старый анекдот! — отозвался всевышний.
И тогда вельзевул неподобающе вышел из себя. И тогда вельзевул возвел на господа бога столько напраслины, что тот не выдержал хулы и вышел из себя еще неподобающе. Прямо взбесился. Сорвал с себя свой нимб и так хватил им вельзевула, что нимб разлетелся на жалкие кусочки.
А вельзевул отдал богу душу.
— Вот! — поконфузился господь, приходя в себя, и повернул восвояси, остывая в пути.
— Куда? — останавливают его вдруг перед райскими вратами.
— Да ведь это я пред вами, — устало поясняет господь, — господь.
— А пропуск? — вопрошает стража. — Где же ваш нимб?
— Нету, — печально признается всевышний.
— Ну вот, — удовлетворяется стража. — Как же мы вас впустим, когда вы бог знает кто такие будете! Улетучивайтесь отсюда и не мешайте работать!
И господь отступился. И господь подчинился раз и навсегда заведенному обыкновению и сгинул. Куда — неведомо. Только и осталось от него, что начертанная его рукой последняя заповедь: «Бога нет».
А божьим словам подобает верить.
ЗАШЕЛ ПОЗНАКОМИТЬСЯ
— Зашел познакомиться, — нехорошо сказал он. — Я ведь теперь у вас инженером числюсь.
И сел. Сам. Этакий красавец, и лучезарно на меня смотрит.