– О, нет-нет. Я здесь с подругой – она ведет колонку об арт-рынке в одном журнале. Сама-то я почти не разбираюсь в искусстве. Ну, то есть, конечно, не полный ноль, но… – она смутилась. Анна излучала благодушие.
– Чем же вы занимаетесь?
Лия поморщилась.
– Хм, да ничем особенно… Главное – чтобы на аренду хватало. Сейчас вот работаю в кафе. – Тут она будто осознала, как нелепо звучит такой ответ, и добавила: – Подумываю подать документы в магистратуру.
Я чувствовал, что она всеми силами ищет повод уйти – и Анна с радостью его бы ей предоставила. Я же решил во что бы то ни стало удержать девушку: надо было выяснить, зачем Вселенная мне ее послала.
– Что ж, вы могли бы работать у меня, – выпалил я, сам не вполне понимая, что говорю, и чувствуя на себе буравящий взгляд Анны.
– Что, простите? – отозвалась Лия.
– Ну да, – продолжал я, теперь гораздо увереннее. – Да я, вообще-то, и в самом деле некоторое время назад подыскивал помощницу…
– О боже! Анна Янг. Майкл Янг – ну конечно! Господи, какая я идиотка! Вы – тот самый Майкл Янг, писатель! «Ричард. Падение»… Это же вы дали объявление в FUSAC, да? Чтоб без вычурных имен – это же ваше?
– Вы его видели? – потрясенно и в то же время воодушевленно спросил я. Определенно, Вселенная решила-таки мне помочь.
– Я даже звонила! Но женщина по телефону ответила, что место занято… – тут она смешалась и робко взглянула на Анну, явно осознавая, что сболтнула лишнее. А что еще оставалось моей жене? Уж она-то вряд ли мечтала о том, чтобы я взял себе в помощницы юную деву.
Доброжелательная улыбка будто приклеилась к лицу Анны.
– Ну разве это не замечательно? – воскликнула она. – Просто великолепно! – она сжала мою ладонь. – Подумать только, и ты еще не любишь мои вечеринки. Вот так удача, а?
Окинув взглядом нас обоих, она с королевским великодушием подала Лии свободную руку и сказала:
– Майкл, мне пора к гостям. Почему бы вам не договориться о встрече?
О да, назначим встречу – чтобы этот странный, фантасмагорический эпизод получил развитие; чтобы ее существование не ограничилось для меня этим вечером. Погладив Анну по спине и чмокнув в щеку, я произнес:
– Неплохая идея, дорогая. Ты еще хочешь чего-нибудь? – и добавил, уже обращаясь к Лии: – А вы что будете?
Анна едва сдерживала ярость.
Моя дочь – стерва (во всяком случае со мной). Она всегда была избалованным и дерзким ребенком. Думаю, Анна, отчаянно стараясь компенсировать тот факт, что не была ее матерью, совершенно на ней помешалась. Она неустанно твердила дочери, какая та уникальная и особенная (что совершенно несвойственно моему поколению). «Ах, милая, какая у тебя артистичная натура» или «О, по-моему, слух у тебя гораздо лучше, чем у других ребят». Кларисса привыкла к тому, что ее мнение – превыше всего. Конечно, она умна – еще бы, учитывая, сколько я вложил в ее образование. Вот только самомнение ее так велико, что это просто в голове не укладывается.
В ее возрасте у меня было всего два желания: трахаться и пробовать новое. Я был честолюбив, а лучше сказать, по-юношески тщеславен. Но наши с дочерью представления об амбициях диаметрально противоположны. В ее отношении к работе есть что-то до отвращения пуританское. Стажироваться в правильных местах, засиживаться в офисе допоздна, активно (прости господи) налаживать контакты – в этом она вся. Я же всегда был уверен, что рожден для чего-то великого, – и какое-то время все к тому и шло. А Кларисса чопорна и фальшива – не представляю, чтобы у нее была нормальная интимная жизнь. Такое ощущение, что при всей своей внешней эмоциональности она вообще не способна на настоящие чувства. Вот уж действительно, поколение восклицательных знаков. По настоянию своего агента я завел аккаунт в Twitter – так меня буквально оглушил этот птичий базар, где все считают, что им что-то должны, что меня волнует их мнение о ситуации в Палестине, или положение женщин в искусстве, или их проклятые домашние салатики с киноа или черт знает с чем еще. Я и не удивился, обнаружив там Клариссу во главе очередной вооруженной хештегами эрзац-революции. При этом разногласия с дочерью ранят меня не так сильно, как с ее братом. Наши ссоры больше напоминают спектакль. Все, что связано с ней, скорее похоже на спектакль.
За это я и полюбил Астрид: она была из тех, кого Кларисса назвала бы простушкой. У нее не было каких-то особых стремлений – только жажда жизни. Она была искренней и напрочь лишенной аналитического мышления. Ей нравилось поглощать ванильное мороженое Wall’s прямо из ведерка, в одном нижнем белье прислонившись к кухонной раковине. Еще ей нравилась принцесса Маргарет – за то, что та была эдакой «бунтаркой»; она даже имя Астрид себе взяла, сочтя его «шикарным и экзотичным». Пожалуй, на этом ее попытки создать себе некий имидж заканчивались.