Но где же он спрятал Шелли? От одного этого вопроса, от одной мысли, что она еще жива, у меня все переворачивалось внутри.
Что делать? Ждать, пока Козловски придет за мной? И как мне это устроить? Я сделал все, что мог, начиная от выступления перед прессой и заканчивая визитом к Наталии Лейк, чтобы привлечь внимание Козловски. Что дальше?
Шелли могла быть где угодно. Козловски наверняка знал миллион мест, где можно спрятать ее. Я должен встретиться с ним. Должен заставить его рассказать мне…
На улицу прямо перед моей машиной выкатился футбольный мяч и вслед за ним выскочил мальчишка, на вид — еще подросток. Я резко нажал на тормоз. Он посмотрел на меня так, словно это я во всем виноват.
«Господи, парень, — подумал я, чувствуя, как кровь бросилась мне в лицо. — Тебе нечем заняться? Почему ты не в школе?»
Но когда мальчишка показал мне средний палец, я сосредоточился и тут же сам ответил на свой вопрос.
Боже. Ну конечно!
Ему не нужно в школу. Летом школы не работают.
Автомобиль Райли затормозил, взвизгнув тормозами. Лео остановил свою «камри» в трех машинах от него. Но через мгновение после того, как мальчик вернулся на тротуар, Райли сорвался с места как ракета, обогнал двигавшееся впереди него авто и проехал на красный свет. Возмущенные гудки понеслись ему вслед.
Нет, нет, нет. Лео быстро обгонял автомобили, ему повезло со светофором — тот переключился на зеленый свет. Лео хотел держаться позади Райли, но не отпускать его слишком далеко. Однако теперь Райли мчался с такой скоростью, что Лео мог его потерять…
Он повернул. Впереди, в двух кварталах, его машина свернула направо. Лео попытался понять, что это за улица, и нажал на педаль газа. Потом он все понял.
Райли свернул на шоссе, ведущее на юг.
«Вы и представить себе не можете, насколько это омерзительно, гадко…»
Я мчался по территории колледжа Мэнсбери. Все вокруг казалось мне сюрреалистическим: внешне колледж не изменился, но вместе с тем казался мне совершенно другим. В кампусе, как и шестнадцать лет назад, не было ни души. На следующей неделе начинались занятия летней школы. Интересно, где теперь обнаружат очередное тело?
Актовый зал Брэмхолла занимал обширный земельный участок. Бетонная лестница вела к высокому строению с крышей в виде купола. Вход поддерживали две гранитные колонны, с обеих сторон от здания зеленели аккуратные лужайки. Я затормозил на обочине и заглушил двигатель. Нагнувшись, откинул коврик под ногами и достал оттуда обычный кухонный нож с двенадцатисантиметровым лезвием. Таким же ножом Терри Бургос вырезал сердце у Элли Данцингер и перерезал горло Энджи Морнаковски.
По крайней мере я всегда так думал. Но когда утром снимал нож со «стены Бургоса» в моем подвале, мне пришлось признаться, что теперь я уже не так уверен в этом.
Шестнадцать лет назад я вышел из машины примерно в том же месте. И моя жизнь изменилась.
В прошлый раз здесь повсюду были полицейские и криминалисты, жители города теснились возле оградительной ленты, а внутри лежали шесть мертвых девушек. На этот раз, если я прав, внутри находилась лишь одна жертва, причем живая. И никакой полиции. Именно этого хотел Козловски. Я не мог рисковать и привезти с собой Макдермотта или кого-то еще.
«Веди себя хорошо, и она тоже не умрет».
Я убрал нож во внутренний карман куртки. У меня не было собственного пистолета, и я не мог раздобыть его в столь короткий срок. Я мог бы принести с собой сколько угодно кухонных ножей, но, возможно, именно этот будет мне полезен.
Я тихо помолился Богу, веру в которого почти потерял, и вышел из машины. Здание выглядело пустым, безлюдным. На этой неделе, когда отмечалась шестнадцатая годовщина убийств, кампус Мэнсбери был закрыт.
Я обернулся, словно хотел проверить машину, но на самом деле постарался внимательно осмотреться по сторонам. Возможно, Козловски уже здесь. Следит за мной. У меня только один шанс. И я должен воспользоваться им. А значит, необходимо подавить бушующую в моей душе бурю и медленной, уверенной походкой подняться по лестнице.