— О да, — махнул рукой Муллани. — Вы же понимаете, я должен был поинтересоваться об этом у Гарланда. Должен был спросить убитого горем отца, не была ли его дочь лесбиянкой. Уверен, он не хочет, чтобы подобные подробности стали известны широкой общественности.
Райли кивнул, как и подобает хорошему солдату, и попытался «читать между строк».
— Вы знаете, что Бентли непростая семья. Любая информация о них тут же появляется в газетах по всех стране. Если поползут слухи, что Кэсси любила девочек, или кто-то разнюхает о том, что мы уже знаем: как она прогуливала занятия, отказывалась от еды, не хотела общаться с друзьями… Вы же понимаете, когда речь заходит о знаменитостях, подобные сведения сильно преувеличиваются и приукрашиваются. Средства массовой информации тут же превратят Кэсси в чокнутую, одержимую жаждой саморазрушения шизофреничку.
Райли молчал.
— Черт, Пол, вы только посмотрите, как на прошлой неделе освещался разрыв Гарланда и Наталии.
Райли читал эти статьи. Там сообщалось о разводе супругов Бентли и о том, что только их дочь Кэсси удерживала Гарланда и Наталию вместе.
Муллани повернулся к Райли и прислонился к подоконнику.
— А еще меня беспокоит, Пол, что мы складываем все яйца в одну корзину.
Райли посмотрел на босса, но ничего не сказал. Его самого уже посещала подобная мысль. В расследовании дела о серийных убийствах у него не раз возникало желание вычеркнуть одну из жертв из списка. Даже если вдруг что-то пойдет не так и защита начнет выигрывать дело, у них есть еще пять жертв, чтобы прижать убийцу. Этого более чем достаточно.
— Что вы хотите мне сказать, босс? — спросил Райли.
Муллани развел руками.
— Это будет настоящий цирк. Уберите Бентли из дела…
— Цирк будет в любом случае.
Окружной прокурор учтиво улыбнулся, но в его глазах сквозила холодность. Выдержав должную паузу, он деликатно заметил:
— Семья одной из жертв, понимая, что дочь непременно вываляют в грязи и что остальные пять убийств будут расследоваться в любом случае, попросила отложить рассмотрение дела в суде на неопределенный срок. Разумеется, мы бы не дали согласия, если бы не были уверены, что это очень правильный стратегический ход с точки зрения юриспруденции.
Райли с трудом сдержал горькую улыбку. Слова Муллани звучали так, словно он позаимствовал их из пресс-релиза. Но от этих слов в груди у него похолодело.
Атторней округа приказывал Райли изъять из процесса дело об убийстве Кэсси.
— Вы же видите, Пол, ее случай самый сложный.
— Да.
— Тогда скажите, разве вы не сможете обвинить убийцу, даже если мы не станем рассматривать дело об убийстве Кэсси? Неужели это хоть чем-то помешает вам?
— Нет, — признался Райли.
— И разве это не предоставит нам второй шанс обвинить преступника, если защите вдруг удастся доказать, что предыдущие пять убийств Бургос совершил вследствие помутнения рассудка?
— И это верно.
— Вот и славно. — Муллани кивнул так, словно все уже решено. — Надеюсь, вы смените выражение лица, когда выйдете из моего кабинета?
Его слова удивили Райли. Он всегда гордился тем, что играл по-честному. Он прекрасно овладел искусством маневрирования, но ему просто не нравилось, что богатый политик пытается повлиять на судебный процесс.
— Мне это не по душе, — вздохнул Райли.
— Я не спрашиваю, что вам по душе, а что — нет. — Муллани повернулся к нему спиной. — Просто хочу знать: вы с нами в одной команде или нет?
Полу показалось, что стены комнаты стали сжиматься вокруг него. Он был новичком в политике, но не глупцом. В свое время тренер говорил ему, что он в любой момент может заменить нападающего. Эта аналогия вполне уместна, потому что игра уже началась. Вопрос лишь в том, кому придется уйти с поля.
— Я назначил вас своим заместителем, выбрал среди других достойных людей, — осторожно произнес Муллани, — потому что вы самый лучший судебный юрист в этом городе. И я хочу, чтобы это чудовище осудил самый лучший прокурор.
Райли ничего не ответил. Он чувствовал себя одурманенным. Его пригласили, потому что он человек со стороны, федеральный обвинитель, далекий от местной политики. Недавно разгорелся серьезный скандал: несколько окружных прокуроров были пойманы на получении взяток, в деле также оказались замешаны нечистые на руку юристы и полицейские. Поэтому Муллани пригласил человека со стороны, чтобы показать свою преданность делу. Этот политический шаг был особенно оскорбительным для Муллани, потому что ему приходилось притворяться, будто на деле все обстояло иначе.