Бетти кивнула:
— Я пометила его и убрала на место.
Все письма, присланные в офис окружного прокурора, сохраняли. Это была дополнительная мера предосторожности. Их помещали в полиэтиленовые пакеты с ярлыками и с датами.
— Я даже не понимаю, о чем здесь, — признался Райли.
— Неверующих можно остановить, а тех, кто поклоняется дьяволу, — нет, — предположила Бетти, оглядываясь. — А Бог щедр с теми, кто исполняет его волю.
— Это что? Какое-то новое поветрие? — спросил Лайтнер. — Рай, ад. Сейчас я так голоден, что готов проглотить хоть черта. — Он кивнул Райли. — Ты идешь?
Райли еще раз перечитал письмо.
— Это письмо еще более странное, чем остальные, — повторил он.
— Ох уж эти юристы, — вздохнул Лайтнер. — Не стоит усложнять, Райли. Я умираю с голоду.
— И правда. — Райли на мгновение задумался. — Зачем все усложнять. — Он бросил копию письма в мусорную корзину и пошел обедать.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Четверг 24 июня 2005 года
Глава двадцать четвертая
Комната для инструктажа четвертого отдела третьего полицейского участка в девять часов утра была заполнена детективами и полицейскими. Перед собравшимися выступали детективы Рики Столетти и Майк Макдермотт. Участники встречи нервничали и волновались, и атмосфера в комнате казалась в буквальном смысле слова наэлектризованной.
Всем раздали листки с напечатанным на них вторым куплетом песни Тайлера Ская «Некто», строки которого теперь пронумеровали.
«1. Нож для колки льда, какая грустная судьба, он молился, чтоб смерть была быстра.
2. Финский нож так хорош, проткнет череп — и глазом не моргнешь.
3. Бритвой по горлу — чистое бритье, умоет кровью смерть ее.
4. „Трим-метр“ — хорошая пила, мозгами болельщицы раскрашена стена.
5. Мачете по темени, у него не было времени, сам почему не знаю, но я все желаю, я все мечтаю, что мозги кому-то вышибаю.
6. Кухонный нож в сердце… и что ж, ни борьбы, ни желаний, ни ненависти. Я испытание прошел.
И на седьмой день успокоение нашел».
Рики Столетти заговорила первой:
— «Нож для колки льда, какая грустная судьба, он молился, чтоб смерть была быстра». Это Чианчио. «Финский нож так хорош, проткнет череп — и глазом не моргнешь». Здесь речь идет об Эвелин Пенри.
— Следующей должна быть опасная бритва, — донесся голос из противоположного конца комнаты.
— Значит, нам придется выяснять, кто за последние десять лет покупал себе наборы для бритья. — Приземистый мужчина за столом тихо рассмеялся.
Время для шутки было выбрано неподходящее. Особенно это не понравилось Майку Макдермотту.
Мужчина поднял руку и обратился ко мне:
— Здесь сказано, что он «на седьмой день успокоение нашел».
Я кивнул.
— Шестым убийством должно быть самоубийство. Он убьет себя. И не будет больше ни борьбы, ни желаний, ни ненависти. Он со всем покончит. Убьет себя на шестой день кухонным ножом. А на седьмой будет отдыхать. Здесь очевидна параллель с процессом сотворения мира Богом.
Женщина в заднем ряду спросила:
— Значит, преступник сделает нам всем одолжение и убьет себя?
— Бургос не стал этого соблюдать. — Я пожал плечами. — В конце первого куплета также говорилось о самоубийстве, но он проигнорировал его.
— Поэтому вы и смогли доказать, что он был вменяемым? — спросил пожилой мужчина из заднего ряда. — Потому что не следовал в точности тексту песни?
Очко в пользу старика.
— Возможно, когда покончит с этой песней, — заметил крупный мужчина у стены, — он вспомнит старую песню Рэнди Ньюмана[11] и начнет убивать коротышек?
— Все может быть, — пробормотал Макдермотт, — и это просто охренеть как весело.
Небольшое оживление в комнате тут же сошло на нет. Стоило Макдермотту взять слово, как все замерли во внимании.
Макдермотт посмотрел вперед и прищурился:
— Давайте начнем с того, что уже известно. Мы знаем, что убийца не оставляет на месте преступления никаких следов. Все идеально чисто. Два убийства, но ни одного отпечатка и никаких улик. Он нападает на свои жертвы, пытает их. Полностью подчиняет их себе. Все организовано очень четко. Он без особых усилий проникает в квартиру или дом и столь же легко выходит оттуда. И оставляет на месте орудия убийства.