Вот так я набирался военно-морской премудрости, слушая последние сплетни мичманов и лейтенантов. Христо больше уделял внимания моему сыну, чем я сам: он тренировал его и физически и обучал ножевому бою, выстругав два ножа из бруска, взятого у корабельного плотника. Занимались они в закрытом с трех сторон закутке у кормовой рубки, там была площадка диаметром метров пять, вот там они и растягивались, потом пытались достать друг друга деревяшкой и уйти от удара противника. Прогуливаясь по палубе, услышал как-то разговор вахтенного офицера и его приятеля.
— Ты будешь удивлен, Вольдемар, но я как-то был свидетелем занятий с княжеским сыном, когда проверял подготовку пулеметчиков на боевом марсе. Как ты знаешь, оттуда все видно, — говорил один офицер другому, аристократически грассируя, — этот так называемый поручик, что по виду самый настоящий разбойник, обучает княжича разбойничьим приемам с использованием ножа. Я бы понял, если бы княжича учили фехтованию на холодном оружии, но воровским ухваткам, помилуй бог…
— Согласен, мон шер, какая-то это странная троица. Князь — не князь, а какой-то телеграфист в очечках по виду, сидит, газетки почитывает. Спутник его — точно, абрек какой-то! Не удивлюсь, если выяснится, что они — аферисты и самозванцы!
20 сентября 1898 г. Петербург.
Вот так "аферисты и самозванцы" добрались до Кронштадта, прошли пограничный и таможенный контроль. Наличие двух револьверов и ножей никого не смутило, должны же приличные господа постоять за себя в путешествии, а вот отсутствие ценностей и часов напрягло таможенника, хотя мы были вполне платежеспособны — у Христо еще оставалась целая пачка английских фунтов. Пришлось придумать отговорку, что в отеле нас обчистили. Петербург встретил обычным дождичком, но было довольно тепло для сентября — "бабье лето". Впрочем, дождик скоро кончился, не пришлось даже надевать купленные в Лондоне предусмотрительным Христо легкие пальто. Потом ждали катер в Петербург, ехали на извозчике. Ванечка глядел во все стороны восхищенными глазенками, похоже, что город на Неве ему понравился, тем более, что выглянуло солнце и стало совсем тепло. Я взял на себя роль экскурсовода и рассказывал сыну о местах, где мы проезжали. Дом Христо располагался между Дворцовым и Благовещенским мостами, на 3 линии Васильевского острова. В общем-то, это центр, тут и Университет рядом и здание Двенадцати коллегий, есть и погулять где — тот же Румянцевский садик.
Дом с первым каменным этажом, на высоком цокольном каменном этаже, второй этаж и небольшая мансарда, где отвели мне кабинет и спальню — деревянные, из бруса, утепленного паклей и обшитого досками. Дом Христо выбрал себе добротный, высокий каменный цоколь — это защита на случай наводнения, которые в Питере бывают регулярно, а Нева — вон она, в паре сотен метров. Так что, до деревянных стен второго этажа — метра четыре камня, а выше бывало лишь в 1824 году — более 420 см, обычно — в районе двух метров и менее, то есть, с учетом, что дом и так стоит на поверхности земли, находящейся на полтора метра выше уровня реки, здесь вполне безопасно жить.
В моем кабинете поставили стол с малахитовым дедовым письменным прибором, на стене повесили старинное оружие, книжный шкаф со всеми книгами привезли с Екатерининского канала. В общем, домочадцы Христо приняли нас как дорогих гостей, слуг с доме не было: со всем управлялась Малаша и Ибрагим, который так и не крестился, так как плохо говорил и читал по-русски, даже "Символ веры" прочитать не мог. Четырехлетняя Маша делала вид, что помогает матери, а сама только путалась у всех под ногами, но не ревела, с Ванькой они пока смотрели друг на друга настороженно, соблюдая "вооруженный нейтралитет", Ибрагим тоже на глаза не лез, встретив отчима и гостей, почти сразу исчез.
Христо показал мне дом, он был небольшим в длину, всего семь окон по фасаду, сбоку — ворота во внутренний двор, где место было только для каретного сарая в торце, везде тень, так что ничего не растет, кроме чахлой травки: с трех сторон — брандмауэры домов: типичный питерский двор-колодец. Возле сарая — поленница дров, вот и все достопримечательности. Цокольный этаж, он же подвал, удивил подобием спортзала и тиром, еще на этаже была мастерская Ибрагима, где он сейчас и работал. Мы зашли и увидели станок с абразивными кругами, парень сидел с налобной лупой, как у часовщиков и рассматривал кристалл. Показал мне, это был весьма искусно ограненный горный хрусталь, ну прямо такой же, как Исаак пытался мне втюхать при нашем знакомстве в Хараре семь лет назад. Потом Ибрагим показал мне свои изделия — серебряные серьги и подвески с ограненным хрусталем. Сделано все было очень профессионально, я похвалил Ибрагима и было видно, что ему это приятно.