Роман Голотвин
Наблюдатель
Наблюдатель
Шарик прыгал где-то в недрах машины. Слышно было, как он рикошетит от стенок и катится, бьётся, подпрыгивает, мечется по трубкам. Горошина горячей человеческой надежды в аппарате судьбы. Ну а как ещё? Было в этом что-то отчаянное каждый раз. Болезненное и обнажённое. Зря я припёрся в приёмную. Вызвали, починил, надо было сразу возвращаться. Шарик ещё катился где-то. Последний кусок трубы, который я пять минут назад заменил, был из прозрачного пластика. Я увидел, как красная искорка мелькнула и исчезла в воздуховоде и вздохнул. Всё-таки красная. Жаль. Я вышел из приемной и пошел к себе.
Вот вообще странное дело, почему меня до сих пор вышибали такие вещи? Почему я каждый раз удивлялся, когда видел красный? Почему гасло что-то внутри при виде этого самого новогоднего, самого праздничного цвета? Почему мне, технику-магистру 8-го разряда всегда было печально сознавать всю мерзкую правдивость и однозначность внешнего окружающего мира? Я не знаю. Всё ещё думал, что выполнял миссию и делал мир лучше? Ну, делал. Нет, не поэтому. Тогда почему?
На втором этаже я услышал хлопушки и музыку и посмотрел на часы. Гуляют. Всё правильно. Им гулять, мне работать. Это тоже сначала напрягало, а потом я привык. Самый идиотский участок нашей конторы – наш отдел. Здравствуйте, распишитесь в собственном бессилии сделать невозможное… вот тут и тут, пожалуйста…
Ну и видимо потому, что к нам больше всего претензий, график нам утвердили самый классный. Начало смены 24 декабря и аврал до 2 января. Так-то мы работали, как и все, круглый год, но оформление — всегда была самая жёсткая неделя в году. Хорошо, что нас там четверо. Сегодня моя смена уже заканчивалась, я заменил трубку на распределителе (старая треснула), отрегулировал калибратор и теперь попёрся через всё здание назад к себе в отдел.
Я шёл по коридору мимо наших топовых секторов, и поглядывал на таблички с легкой завистью. Ну, ещё бы, у них там всегда было весело, да и теперь ещё догуливались корпоративы. Шум, гам, смех и музыка иногда выплёскивались в коридор из под дверей. Их можно было понять, показатели, каждый год растущие вверх, премии, отпуска. Подарочный сектор, PR и реклама, логисты, во всех отделах уже отмечали, потому что и работа была хорошо сделана и графики были в норме. Только нам почему-то всё добавляли и добавляли новых смен. То ли потому, что у нас хуже всего (или хорошо, как утверждал шеф), то ли потому, что тащить такой сектор никто особо не хотел. Вспомнил такую поговорку: хорошо - как лошади на свадьбе, вот это про нас, точно вам говорю…
Идти мне оставалось ещё несколько коридоров, я нацепил улыбку, раскланивался и здоровался направо и налево, но последний красныйшарик не выходил из головы. Лучше бы не видел его. Сам виноват, задержался на смене, стоял, думал про всякую ерунду и зацепил. Теперь и настроение себе испортил.
Рекламщики галдели в коридоре, шампанское лилось мимо пластиковых стаканчиков, девчонки визжали, серпантин спиралями растянулся вдоль плинтусов. Я отказался выпить, ссылаясь на работу, продолжал пробираться сквозь веселую толпу и, наконец, оказывался за углом коридора, весь обсыпанный кофетти с ног до головы. Снял с макушки дурацкий праздничный колпак, надетый в шутку кем-то. Ещё раз посмотрел на часы. До конца смены был почти час..
Минут через десять я наконец дошёл до нашего отдела. Заглянул. В отделе было пусто, и это логично, потому что находиться на режимном посту в смену разрешено только вахтенным. Помигивали индикаторы, шелестел приклеенными блестящими полосками вентилятор на столе. В потоке теплого воздуха медленно поворачивалось единственное новогоднее украшение – блестящий красный с золотом шар, подаренный пиарщиками. Циничненько, что и говорить. Ключей в настенном стеклянном сейфе не было, все правильно, сменщик сейчас принимал документы и должен был появиться минут через двадцать. Я дотронулся до скромной металлической таблички. "Отдел желаний". Н-да.
Когда я только пришёл сюда работать, мне казались несправедливыми такая скромность и почти спартанское холодное исполнение этой нашей таблички. Я представлял, что табличка должна переливаться огнями и сиять... Потом, конечно, понял, что все правильно. Всё ровно так, как и говорил шеф. Поэтому сейчас я только дотронулся до таблички кончиками пальцев, зашёл и закрыл за собой дверь.
Не знаю, как к этому можно привыкнуть. Я так и не привык. Даже сейчас, когда шёл, и вёл пальцем по крышкам прохладных столов, я шёл словно к чему-то большому и тяжёлому. К стеклянной стене, за которой были видны наши главные резервуары. Всего их три, но красный, сами понимаете, огромный. Самый большой. Поэтому его и чистят чаще остальных. Зелёный полон на две трети, но шарики там разные, есть желто-зеленые, с крапинками, встречаются и такие, где цвета не смешиваются, а просто переплетаются желтыми и зелёными скрученными полосками. Это в основном желания для себя. Простые и понятные, выполнить которые несложно. Обычно к марту в зелёном резервуаре пусто, и команда уже занята жёлтым.
Жёлтый резервуар всегда был самый маленький. Откуда такой странный баланс, я не знал, но предполагал, что это очередная усмешка верховного. Он и сейчас стоял полный лишь наполовину. В нем желания не для себя. Догадайтесь. Ага, вот где альтруизм заночевал. Благотворительность, забота, пусть Джонни получит пятёрку, пусть папа приедет домой к новому году, вот это вот всё... Там всегда было красиво по цветам, но преобладал, конечно, лимонный и апельсиновый, иногда попадались золотые шарики. Красные точки и пятна на шариках-желаниях здесь встречались, но редко, и смотрелись красиво.