Раньше я ненавидела маньяков и убийц, но теперь стала ненавидеть их еще больше, желая прикончить всех и каждого. Слова о том, что насилие порождает насилие, очень верны, но иначе никак. Я давно поняла, что мира, к сожалению, никогда не будет, и что волков надо рвать по-волчьи, а не пытаться с ними подружиться.
Во мне проснулся инстинкт хищника. Никогда я еще не испытывала таких ярких и поразительных эмоций, убивая кого-то. Мне хотелось убить всех, кто был в этом помещении, и хотелось убить ради удовольствия, а не выживания. Меня ублажало чувство власти над врагами, радовал вид крови на руках. Я прокралась в спальную комнату, и притаилась за шкафом. На столе, стоявшем у стены, я заметила несколько журналов с обнаженными девицами. На глянцевой обложке виднелась девушка, вызывающе демонстрировавшая пышную грудь.
Судя по звукам шагов в помещении было человека три. Один, похоже, остался снаружи для страховки группы зачистки.
Серый инфлур вошел в комнату, беспечно держал автомат на груди, даже не вскидывая его. Его слепая уверенность в мужской силе вынуждала пренебрегать осторожностью, что было мне на руку. Он взглядом изучал комнату и кричал:
— Джеф! Ты куда делся?! Дрочить пошел, что ли?! Длинный! Посмотри в других комнатах!
— Ага, Марк! — донесся голос длинноволосого из коридора. — Сейчас проверю.
Марк двинулся в моем направлении, но вдруг заметил валявшиеся на столе журналы, присвистнув.
— Ого, — сказал Марк, став перелистывать страницы. — Вот это сучки… Я бы их…
Если бы не журналы, то он бы точно меня заметил, а в прямой бой как-то не хотелось ввязываться. Нужно было сделать все тихо. Я подкралась к марку сзади, и замахнулась, целясь в затылок. Марк резко обернулся, согнул меня ударом колена, и вышиб нож из руки умелым приемом.
— Тварь! Хотела в спину заколоть?! — Марк прижал меня к стене, а затем схватил между ног. — Ты за это заплатишь! — он брызгал слюной мне в лицо, и из его пасти пахло как из выгребной ямы.
Я словно озверела, пропитала себя инфлунтом, и увидела в глазах Марка испуг. Я толкнула его, и он пролетел пару метров, грохнувшись на пол. Не давая врагу опомниться, я запрыгнула на него, схватив ублюдка за лоб.
— Сверху любишь? Любишь грязных и жестоких сучек, да? — процедила я сквозь зубы.
— Не надо! — кричал он, вцепившись мне в запястье, и беспомощно брыкая ногами.
Беззащитность жертвы радовала. Мне нравилось, что он умолял меня. Хотелось еще его послушать, хотелось узнать, как он попытается спасти себя. Но времени не было. Я медленно сжимала ладонь, с треском сдавливая его череп. Марк заверещал, замолотив меня руками, и долбя коленями в спину. Мне удалось разломить лобовую кость, между пальцев стала сочиться вязкая субстанция мозга, раздавленного нечеловеческим давлением. Марк смолк, безжизненно уронив руки на пол.
— Сука! — крикнул ворвавшийся в комнату Длинноволосый, став стрелять по мне из пулемета.
Пули отрывали куски стен, поднимали клубы застоявшейся пыли и разбивали окна. Разорванные эротические журналы снесло на пол с разлетающегося в щепки стола. Я остановила пули телекинезом, а затем швырнула их обратно с огромной силой. Пули со свистом врубились в ноги Длинноволосого, и из разорванных коленных чашечек брызнула кровь. Он с криком повалился на пол, став поливать меня отборным матом.
— Ты насиловал тех, кого убивал? — хмуро спросила я.
— Пошла ты к черту, сука! — оскалился Длинноволосый, взглянув на меня покрасневшими от боли и слез глазами. — Пошла ты! А-а-а!
— Насиловал, или нет? — я придавила ногой разорванное колено Длинноволосого, он взвыл, попытавшись вырваться, но я схватила его телекинезом.
— Нет! Не насиловал! Не насиловал! — закричал он, брызгая слюной и надрывая голосовые связки. Вены вспухли у него на шее. — Прекрати! Больно!