Я печально покачала головой.
Миссус удивленно приподняла брови.
— Вот как? А я несколько раз видела женщину, которая стояла там в кустах и наблюдала за домом. Будь начеку, Бесси. Они пользуются вымышленными именами. В настоящее время она зовется миссис Гилфиллан, а ее пособник — мистером Макдональдом.
Тогда я мало чего знала про сумасшествие, но моему несведущему уму представилось, что помешательство должно быть полным и окончательным, если порождения фантазии носят имена, причем вымышленные.
— Вы рассказывали что-нибудь господину Джеймсу? — спросила я.
Миссус насмешливо фыркнула при одной такой мысли.
— Боже милостивый, нет! — Она подалась ко мне, вплотную приблизив свое лицо к моему, и тихо проговорила: — Мы еще не вполне уверены, но думаем, что Джеймс может быть в сговоре с ними. Макгрегор-Робертсон тоже. Нужно подождать, время покажет. Я слежу за Джеймсом и за доктором и за женщиной в саду. Не волнуйся. Они все под моим наблюдением.
В подтверждение своих слов она дико покосилась по углам — и я впервые осознала, насколько у нее безумный вид. Глядя на нее сейчас, я вдруг поняла без тени сомнения: это ее налитой кровью злобный глаз появился тогда в замочной скважине. В следующий момент миссус схватила меня за руку, со мной чуть удар не приключился.
— Они воображают, что следят за мной, — сказала она. — И даже не догадываются, что это я пристально наблюдаю за ними!
Меня осенило.
— Вы поэтому пошли в контору по найму прислуги в Эдинбурге, мэм? Вы искали эту Гилфиллан?
Миссус несколько мгновений смотрела в пустоту перед собой, хмуря брови.
— Контора по найму прислуги в Эдинбурге? — повторила она. Потом помотала головой. — Я этого не помню.
— Вы там собеседовали с девушками, мэм. Просили их… делать разные вещи.
Она задумалась.
— Если я ходила в контору по найму, то наверняка в связи со своими розысканиями. Я пишу книгу, видишь ли, книгу про слуг и про то, как заставить их проявить себя наилучшим образом.
— Да, мэм. Вы мне говорили.
— Правда? — недоуменно спросила она. — В последние дни я постоянно все забываю.
— «Наблюдения», мэм. Как я сказала, я их прочитала. Во всяком случае частично.
— Ну вот, опять ты с этими своими «Наслаждениями». О чем ты, собственно, говоришь?
— О вашей книге, мэм. Она называется «Наблюдения», разве нет? В общем я залезла к вам в стол и прочитала несколько страниц.
Миссус непонимающе уставилась на меня.
— «Наблюдения»? Так озаглавлена моя книга? Честно говоря я начала писать ее столь давно, что уже толком и не помню названия. Мне казалось там что-то вроде «Заметки о домашней прислуге». «Наблюдения» значит? Самое главное, Гилфиллан рассчитывает завладеть моим исследованием, но она зря надеется. В данный момент я ничего не пишу, потому что Джеймс с доктором забрали у меня перо и чернила под предлогом что мне нужно больше отдыхать. Однако Нора полагает — и я склонна согласиться — что они просто не хотят, чтобы я письменно сносилась с ней. Они и не догадываются, что она может приходить и уходить, когда пожелает.
Ну вот, мы опять вернулись к разговору о Норе. Как отчаянно боялась я признаться госпоже, что читала «Наблюдения»! Я вырастила в душе страх размером с Китай. И нате вам, мое признание осталось почти незамеченным.
— А вы… вы ожидаете Нору сегодня, мэм? Мне хотелось бы познакомиться с ней.
— Да. Скоро вы познакомитесь. Возможно она придет сегодня, точно не знаю. Она должна соблюдать осторожность, чтобы не попасться в лапы к Гилфиллан и Макдональду. Если они сторожат где-то поблизости, ей придется затаиться.
— Конечно, — говорю. — А как они выглядят, мэм?
— Ну… Макдональда я ни разу не видела и в любом случае он часто меняет свое обличье до неузнаваемости. Известно, что он не раз переодевался морским капитаном, трубочистом и епископом. А миссис Гилфиллан — дама лет сорока, с заурядной внешностью, темноволосая. Я видела ее меньше часа назад, она выглядывала вон из-за того бука, была без шляпки, в коричневом платье и такой же пелерине — не иначе нарочно нарядилась во все коричневое, чтобы сливаться с окружением.
Арабелла откинулась на спинку кресла и разгладила юбки. Еще никогда в жизни я не испытывала такой жалости к другому человеку. Бедная моя голубушка! Она сидела совсем рядом, протяни руку — и дотронешься до нее. И все же казалось, будто она находится вне досягаемости для меня, в каком-то другом далеком мире.