Теперь, когда Норин дневник сгорел, я вновь задалась вопросом о недостающих страницах. Возможно они были уничтожены — сожжены или разорваны в клочки — и я никогда не узнаю, что там было написано. И все же внутренний голос подсказывал мне, что они лежат где-то целые и невредимые. Если Нора сама вырезала страницы, надо подумать, куда она могла их схоронить. В конце концов область обитания у нее была такая же, как у меня: кухня, кладовая, прачечная, крохотная спаленка на чердаке.
Я запихнула «Наблюдения» за нагрудник фартука и крадучись вернулась в дом. По счастью я никого по пути не встретила. У себя наверху я спрятала книгу под тюфяком. А чуть позже я обшарила все укромные уголки, какие только пришли на ум, но не нашла ничего, кроме трех пуговиц, полпенни и дохлой мыши.
Потом я вспомнила про Норин сундучок. Конечно я уже копалась в нем прежде, но мне подумалось, что я ведь запросто могла и пропустить мимо внимания несколько старых бумажек.
Незаметно пробраться на чердак не составило ни малейшего труда. Хотя господин Джеймс обещал не спускать с меня глаз, на самом деле он был слишком занят установкой фонтана, чтобы следить за мной каждую минуту, а Макгрегор-Робертсон прекратил шастать взад-вперед по дому после того как отменил клистиры. В описываемый день доктор собирался прийти только ближе к вечеру, а господин Джеймс после завтрака уехал в деревню.
И вот что я сделала. В полдень я принесла поднос с обедом к комнате миссус и немного выждала, чтобы Мюриэл уж точно села есть. Потом я взяла лампу и прокралась на чердак, производя не больше шума, чем угорь в бочке с требухой — я боялась, как бы миссус (упаси боже!) не услышала мои шаги и не вообразила опять черт-те чего.
В последний раз я ходила на чердак, чтобы стереть надпись с оконного стекла. Теперь я старалась даже не поднимать глаз, до того тошно мне становилось при виде памятного слухового окошка. Я держала голову опущенной и сосредоточила все свои мысли на сундучке. Для начала я вынула из него все содержимое и тщательно обследовала каждый уголок, но насколько я могла судить, фальшивого дна там не имелось и под оклеечной бумагой ничего не было спрятано. Потом я осмотрела Норины вещи одну за другой. Пролистала тонкие страницы Библии, вытряхнула все из шкатулки для рукоделия. Сняла с куклы чепчик, пошарила у нее под юбками. Если подумать, принадлежала ли вообще кукла Норе? Может она была куплена для ребенка? В любом случае никаких спрятанных бумажек я на ней не нашла. Далее я взялась за религиозные брошюрки, которых оказалась целая дюжина, в иных из них на полях встречались торопливые каракули, не бранные слова, как можно предположить, а короткие примечания и вопросы по тексту. Бог мой, да Нора и впрямь была Пресвятой Девой! Я перетрясла все поганые книжонки одну за другой, проверяя не выпадут ли из какой вложенные бумажки, но с таким же успехом я могла пытаться надоить молока от голубя. Напоследок я приподняла сундучок (тихо-претихо) и осмотрела днище, но и там ничего не обнаружила. Страницы из дневника были либо очень надежно спрятаны, либо и вовсе уничтожены.
Тогда было уже начало марта. В ту неделю, помню, половина фермерских работников свалились с инфлуэнцей. На дворе опять заненастилось, и мы вернулись обратно в глубокую зиму. Два дня подряд хлестал дождь с градом, в такую собачью погоду никто носа из дома не кажет без крайней нужды. На второй день после полудня дождь прекратился и ударил мороз. Несмотря на это господин Джеймс надел теплый плащ, сапоги и отправился в Соплинг. Назавтра должна была состояться церемония открытия фонтана, и он горел желанием проверить, сильно ли задержались заключительные работы из-за ненастья. Хозяин сообщил мне, что намерен поужинать у доктора, а потому вернется поздно.
В последние дни миссус попритихла, но примерно через час после того, как кончился дождь, она вдруг сильно разволновалась и Мюриэл сказала мне, что дала ей успокоительное средство. Когда я принесла им легкий ужин — яичницу с гренками — Арабелла крепко спала. Я валилась с ног от усталости, слава богу хоть готовить ужин хозяину было не нужно. Забрав у Мюриэл поднос, я притащила свою задницу в кухню и уселась там писать дневник на случай, если мне когда-нибудь приведется показать его госпоже.