— Но тогда джатов привел сюда Угрюм…
— Угрюм стал бы пользоваться колоколом как христианин.
— Это Угрюм-то христианин? Развратник, окруживший себя евнухами и бабами?
— Угрюм скоро вернется к Богу.
— Если не умрет раньше!
Иезуит странно улыбнулся:
— Доверимся Провидению, сын мой, пути Господни неисповедимы!
— Черт возьми!
— Сын мой, — продолжал Вендель, сложив руки на груди, — вот уже много месяцев я стараюсь убедить его присоединиться к нашей пастве, и думаю, я близок к успеху.
Отец Вендель остановился перед кельей, дверной проем которой был занавешен шторой. Он приподнял ее и сделал Мадеку знак войти первым. Мадек увидел колченогое бюро, пружинную кровать и на стене — старое распятие в португальском стиле.
— Так ты женишь меня, иезуит? — спросил он, прежде чем переступить порог кельи.
— На ком?
— Не прикидывайся простачком. Я хочу жениться на юной христианке, красивой и с хорошим приданым.
— Ты требуешь слишком многого, сын мой.
Отец Вендель закашлялся. В этот момент слуги принесли ванну и несколько кувшинов с чистой водой. Мадек взял у одного из них кувшин и начал жадно пить.
— Ну что, иезуит, долго мне ждать ответа? — спросил он, напившись. — Я очень устал.
— Во времена Могола Джахангира, как я тебе уже говорил, здесь поселилось около пятидесяти христианских семей. Они были надеждой нашей конгрегации…
— Не тяни, иезуит! Это франци. Я знаю.
— Сейчас здесь живут двадцать семей, среди них есть одна довольно богатая, где есть девушка на выданье. Ее отец ищет для нее доброго католика европейского происхождения.
— Она красива?
— Разумеется, разумеется, сын мой. Но тебе следует действовать решительно. Ведь могут найтись и другие претенденты на ее руку. Семья девушки находится под покровительством Могола.
— Но Могол нынче сам в бегах, — усмехнулся Мадек.
— Все меняется, Мадек, все меняется! Так будет не всегда! Маратхи, один из народов Декана, хотят восстановить его власть в Дели. Ходят слухи, что он скоро туда вернется.
— Ты думаешь, англичане ему позволят?
— Англичане слишком озабочены тем, чтобы удержать Бенгалию. А у французов есть только один способ вернуть себе Индию — восстановить власть Могола. Но для этого нам нужен военачальник. Если ты женишься на этой девушке и с помощью тестя сможешь завоевать доверие индийских банкиров и Могола, то могут сбыться твои самые невероятные мечты, Мадек!
— Англичане этого не допустят.
— Повторяю, у англичан другие заботы.
— В Годхе, например.
— Да упокоит Господь их души, сын мой.
Значит, Вендель знает. Кто же ему сообщил? Угрюм, конечно, или посланники Угрюма. Иезуит узнал о планах англичан еще весной, в Агре, а может быть, в Бенаресе… Передвижение английских войск не могло остаться незамеченным, тем более в разгар лета, когда они шли через выжженные равнины.
Мадек вспомнил послов Угрюма. Как же наивен он был, что не обратил внимания! А что, если это Угрюм, разгневанный отказом Сарасвати, затеял нападение на Годх, убийство Гопала? Нет, это невозможно. Угрюм ненавидит англичан. Но любовь, любовь! Желание обладать этой фантастической женщиной, восстановить свой престиж, славу, власть! Ради этого он способен на самое гнусное двурушничество, еще более дьявольское, чем двурушничество иезуита. У Мадека закружилась голова.
— Ты хочешь, чтобы я воевал, иезуит? Но с кем?
— Мне кажется, мы говорили о женитьбе?
— Война или женитьба… Тебя послушать, так это одно и то же. В этой стране все так запутано.
— Так ты хочешь упорядочить свою жизнь, сын мой? Но сначала нужно разбогатеть. В Индии женитьба стоит дорого, намного дороже, чем в Европе. Тебе следует поступить на службу к какому-нибудь радже или махарадже сборщиком налогов. Однажды ты уже блестяще справился с такой задачей. Я постараюсь найти для тебя такую должность, как только закончится сезон дождей. Потом, когда ты женишься…
— Довольно болтать, иезуит, — прервал его Мадек. — Сейчас у меня нет ничего и я сам ничто. Я умею только воевать. Ты думаешь, отец этой девушки согласится отдать ее за меня, поверив мне на слово?
— Этот человек доверяет мне и следует всем моим советам. К тому же он мечтает о том, чтобы у нас появился хороший командующий армией.
— А чем Угрюм не командующий армией?
— Противник силен, сын мой. Нам нужны большие армии. Действительно, есть Угрюм. Еще есть Сальвадор де Бурбон, франци, потомок искателей приключений, явившихся сюда два века назад. Он действительно Бурбон, говорю тебе, настоящий Бурбон, как и наш добрый король! Теперь будешь еще и ты, Мадек…
Иезуит попал в яблочко. Мадек покраснел от удовольствия.
— Подведем итог: чтобы жениться, я должен, во-первых, разбогатеть, во-вторых, поддерживать дело Могола, так?
— Разбогатев, сын мой, ты получишь девушку, потом звание, и наконец придет слава.
— Тогда я женюсь, иезуит, я женюсь. Но сначала покажи мне девушку.
Отец Вендель не ответил. А Мадек рухнул на постель и мгновенно уснул.
— Так я и знал, — пробормотал иезуит и вышел, не благословив его.
Мадек проспал пятнадцать часов подряд. Во сне он видел своего слона Корантена, резвящегося в садах Годха, причем шкура у него была ослепительно белой; голого отца Венделя, с непристойной улыбкой благословляющего нищих Агры; и Сарасвати в свадебном наряде. А надо всеми этими призраками парил Великий Могол в образе огромного пестрого дракона, увешанного попугаями и мокрыми крокодилами. Периодически император наклонялся к Мадеку и говорил замогильным голосом: «Я отдаю тебе девушку, которая находится под моим покровительством!», после чего удалялся в темный угол, а вместо него опять появлялись отец Вендель, Корантен и Сарасвати. Мадек протягивал к ней руки, но она ускользала. Мадек падал на землю, Могол помогал ему встать: «Я отдаю тебе девицу, которая находится под моим покровительством…» И все начиналось снова.
Мадека разбудил шум ливня. Перед сном он даже не принял ванну, не снял грязную одежду. Он осмотрелся — ни тазов, ни кувшинов с водой в келье не было. А ему так хотелось помыться, избавиться от этого дурного запаха, запаха европейца.
«Мои солдаты…» — пронеслось в голове. Он выглянул наружу и, увидев во дворе своих людей, успокоился. Они здесь, все в порядке. Раздевшись, Мадек вышел из кельи и несколько минут стоял под дождем. Потом вернулся и подумал, что хорошо бы переодеться во что-нибудь чистое. Но под рукой ничего подходящего не оказалось. Он взял свое грязное платье и сунул руку в правый карман. Там было пусто — ни бриллианта, ни амулета. Мадек стал лихорадочно ощупывать свое платье. Камень и амулет оказались в левом кармане, но он точно помнил, что положил их в правый.
— Чертов иезуит… Он обыскал меня, пока я спал.
Стащив с постели покрывало, Мадек разорвал его пополам и обернул тканью бедра. Схватив пистолет и шпагу, он вышел в таком виде во двор. Солдаты в изумлении уставились на своего командира. Но ему было все равно, какое впечатление он производит на окружающих. Мадека душил гнев. Ему хотелось сейчас только одного — схватить отца Венделя за шиворот и выпустить из него кишки.
— Ты ищешь иезуита? — догадался один из солдат. — Он пошел в часовню, исповедовать жителей Агры, а нам велел подождать.
Мадек решительно зашагал к часовне, ничуть не смущаясь своего внешнего вида. Он не чувствовал теперь себя смешным — ни голым, ни полуголым, ни в набедренной повязке. Сарасвати научила его любить свое тело.
Он бесшумно вошел в часовню и пристроился за столбом рядом с исповедальней. Через решетчатое окошечко Мадек увидел светловолосого мужчину, лет пятидесяти. Судя по перстням, сверкавшим на его пальцах, это был довольно богатый франци. Отца Венделя Мадек не разглядел.
— Вы просите слишком большие комиссионные, — говорил франци. — К тому же он может не согласиться продать мне камень за такую цену. Кроме того, бриллиант следовало бы поместить в оправу. Говорят, что бриллианты без оправы приносят несчастье.