Часть I. Искусство / Реальность[21]
Глава 1. Зеркальные миры
Но умирающий знал, что никакие это не идеи, что лишь одну сторону понятия «смерть» можно признать реально существующей.
Этот мир и потусторонность: «Истинная жизнь Себастьяна Найта» и «Отчаяние»
Набоков разрабатывает «Истинную жизнь Себастьяна Найта» как перевернутый вариант более раннего романа «Отчаяние». Оба романа объединяют тема отношения творчества к проблеме смертности и потусторонности, а также система похожих мотивов и отсылок. Романы Себастьяна и он сам продолжают жить вопреки смерти. Себастьян сотрудничает со своим сводным братом, общаясь с ним из загробного мира, и это соответствует фальшивому авторству Германа и убийству его псевдодвойника Феликса; более поздний англоязычный роман служит ответом более раннему, русскоязычному. Парные вариации на тему отношений между искусством и жизнью не подтверждают ни одной из версий о протагонисте; скорее такое наложение порождает диалектику, к синтезу которой читатель (идеальный) должен стремиться, но далеко не обязательно сумеет его обрести.
В 1935 году Набоков перевел свой роман «Отчаяние» (завершенный в 1932 году) на английский, надеясь найти работу в Англии или в США. Год спустя после публикации романа в Англии он написал «Истинную жизнь Себастьяна Найта»[22]. Складывается впечатление, что Набоков создал эти русскоязычный и англоязычный романы как парные. Оба романа построены на «чудовищно скучной»[23] теме двойничества и двойников, и зачастую их анализируют вместе как тематически взаимосвязанные, наряду с «Лолитой», «Бледным пламенем» и другими[24]. Однако лишь Сьюзен Э. Суини увидела в этих романах 1933 и 1938 годов намеренно созданную пару. Она считает, что романы представляют собой вариации на тему чувства вины Набокова из-за его отношений с младшим братом, Сергеем; «Отчаяние» было написано, когда между братьями воцарилось отчуждение, а «Найт» – когда они вновь сблизились в Париже [Sweeney Nd][25]. Соотношение между романами еще глубже: Набоков построил их в виде двойников друг для друга, соединив множеством способов, так что негативному варианту истории о двойнике, представленному в «Отчаянии», соответствует положительная репрезентация в «Найте»[26]. То, как Набоков переработал второй перевод «Отчаяния»[27] на английский, позволяет говорить, что он задним числом подчеркнул элементы, соединяющие эти парные романы[28].
В обоих романах перед нами протагонист-писатель (Герман / Себастьян), его двойник (Феликс / В.) и художник, видящий самую суть писателя (Ардалион / Рой Карсуэлл). Псевдодвойничество искусства и реальности – вот на чем фокусируется набоковский парафраз темы двойника-доппельгангера. Герман знает (и мы постепенно убеждаемся в этом, несмотря на его чрезмерно настойчивые возражения), что его жена Лида изменяет ему со своим кузеном Ардалионом и что его шоколадное дело терпит крах; он воображает, будто Феликс, бродяга, случайно встреченный им в Праге, – его двойник. Подспудно вторя «Двойнику» Достоевского и его «Шульд унд зюне»[29], «Кровь и слюни» (шутка Германа), Герман ошибочно принимает реальность за искусство и воображает, будто и задуманное им убийство Феликса, и его рассказ об убийстве представляют собой произведения искусства. Но Ардалион, бездарный художник-халтурщик, оказывается куда ближе к подлинному пониманию природы искусства. «Истинная жизнь Себастьяна Найта» предстает совершенно иной книгой, потому что псевдодвойники, сводные братья, не разрушают друг друга, но, наоборот, сливаются, чтобы стать соавторами-художниками, пишущими книгу, которую мы читаем; Герман же разрушает, уничтожает своего двойника и не имеет власти над своим повествованием.
Мотивы, образы и аспекты сюжета, объединяющие два романа, – это мотив фиалок, миф о Нарциссе, портреты героев (написанные Ардалионом и Роем Карсуэллом), листья, отраженные в воде, палка и трость, пауки, неудачи Германа и В. в предпринимательстве, черное и белое, собаки и лани. Эти элементы выстроены в оппозиции, чтобы затронуть любимые набоковские темы: взаимопроникновение прошлого и настоящего, русскую культуру, которой противопоставлена другая, и особенно искусство и жизнь. Для Набокова эти переплетенные темы неизбежно ведут к противопоставлению между смертью и бессмертием – истинными двойниками рассказанной в романах истории – в романах, в которых, по словам писателя, нет настоящих двойников [Набоков 1997–1999, 3: 612].
21
Ранний вариант первого раздела этой главы, «Этот мир и потусторонность», был опубликован под заголовком: Nabokov’s
23
Набоков в интервью Аппелю заявил: «Вся эта тема двойничества нагоняет на меня ужасную скуку» [Набоков 1997–1999, 3: 612].
26
Брайан Бойд называет идеи Германа «отрицанием всего, что [Набоков] понимает под искусством» [Boyd 1990: 384].
27
Это подробно проанализировано в [Grayson 1977, ch. 4]. Также рассматривается в работе Карла Проффера: [Proffer 1966]. По словам Грейсон, «темы, персонажи и декорации снова и снова возникают под различными масками и в различных контекстах» (166); в данном случае повторные появления выстроены в систематическом порядке.
28
Брайан Бойд в «Русских годах» отмечает, что у Набокова было обыкновение писать как положительные, так и отрицательные варианты своего произведения [Boyd 1990].