Год спустя, одной морозной ночью он вернулся и принес розы (он украл их на кладбище), чтобы отблагодарить ее за доброту. На этот раз он остался больше, чем на две недели, а их дружба превратилась во что-то более глубокое и многозначительное. С тех пор Гэвнер проводил с Лиз столько времени, сколько позволяли его обязанности. Иногда он появлялся три или четыре раза в год; при других обстоятельствах два или три года могли пройти без всяких контактов. Лиз всегда беспокоилась за него, когда он отсутствовал — зная, что он может погибнуть в любой момент, а она никогда не услышит об этом — но Гэвнер ничего не предпринимал, чтобы развеять ее страхи.
— Если я позвоню или напишу письмо, ты только чаще станешь думать обо мне, — сказал он, когда она пыталась навязать ему это. — Я создание ночи — ты нет. Наши жизни слишком отличаются друг от друга и никогда не будут четко соответствовать друг другу. Давай сохраним в памяти моменты, которые мы вместе разделили — и попытаемся не думать друг о друге в разлуке.
Временами она подумывала о том, чтобы стать частью его мира — если бы он обратил ее, она могла бы изучать ночь вместе с ним, как равная — но Лиз не хотела становиться вампиром, а Гэвнер никогда не просил ее отказаться от человечности ради него — это была тяжелая жизнь, и он не желал для нее такой жизни.
И вот так продолжалось двадцать шесть лет, любовники от случая к случаю, объединенные ночью, разделенные днем.
Лиз приготовила завтрак (вампиры называли завтраком первый прием пищи за ночь), пока Гэвнер брился в ванной. Обычно вампиры бреются не очень часто, но его щетина была чересчур жесткой и вызывала раздражение на коже Лиз, так что она ухаживала за ним и брила его каждую ночь, пока он был у нее.
Когда она варила яйца, она вдруг поймала себя на том, что изучает свое отражение в зеркале на полке рядом с плитой. Ей было сорок девять лет, и хотя выглядела она хорошо, не имело смысла отрицать следы времени, заметные по морщинкам вокруг глаз, по седым волосам на висках, по дряблой коже на шее. Лиз Карр становилась старше — ее это не беспокоило; но Гэвнер едва ли постарел за четверть века, что она знала его — и это терзало ее большую часть последнего десятилетия.
— Снова любуешься собой? — пробормотал Гэвнер, подкравшись к ней сзади и поцеловав в шею.
— Здесь есть, чем восхищаться, — ухмыльнулась Лиз.
— Без сомнения, — согласился Гэвнер, потом окунул пальцы в кастрюлю и, выудив несколько яиц, положил их в рот.
— Дождись своей очереди! — рявкнула Лиз, ударив его по пальцам своей вилкой.
— Я голоден, — пожаловался он, ускользая от нее, облизывая губы.
— Не удивительно, — фыркнула Лиз. — У тебя есть возможность упражняться в храпе чаще, чем у большинства людей пробежаться! — Она сняла кастрюлю с конфорки и выложила яйца по парам на специальное блюдце.
— Каждый раз одно и то же, — вздохнул Гэвнер. — Когда я только прихожу, мой храп не докучает тебе, и ты тесно прижимаешься ко мне. К тому моменту, когда мне нужно уйти, ты не можешь его выносить и исступленно пытаешься избавиться от меня!
— Думаю, мне нравится на время становиться глухой — но только на некоторое время, — засмеялась Лиз. Потом, когда она протянула Гэвнеру его тарелку, черты ее лица смягчились, и она тихо спросила: — Ты скоро уйдешь?
Гэвнер кивнул, уплетая яйца за обе щеки. — Завтра. Я должен идти к Горе Вампиров — через несколько месяцев у нас Большой Совет.
— Еще Совет? — воскликнула Лиз. — Ты же едва не погиб, пытаясь поспеть к одному из последних. Я не знаю, почему ты суетишься.
— Традиция, — усмехнулся Гэвнер. Он вытянул левую ногу и и провел тремя пальцами на ней по ее ноге — два других он потерял двадцать четыре года назад по пути на Совет, который она упомянула.
— И ты безусловно всегда будешь ей следовать, — сказала Лиз, смотря на свою ногу, но не дотрагиваясь до нее.
— Несколько месяцев, чтобы попасть туда, два или три месяца на горе и еще месяц или два, чтобы вернуться. Я постараюсь заскочить на обратном пути.
— То есть это наша последняя совместная ночь, — подытожила Лиз хмуро.
— На некоторое время, — подтвердил Гэвнер. Он помедлил, — Ты в порядке? Ты кажешься немного подавленной.
— Все нормально, — Лиз слабо улыбнулась. — Просто расстроена из-за того, что ты уходишь.
— Это ненадолго, — подбодрил ее Гэвнер. — Месяцев шесть — может быть, меньше. Я вернусь раньше, чем ты думаешь.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Лиз, а потом уверенно улыбнулась. — Поторапливайся и доедай свои яйца. Я хочу успеть многое сделать за эти последние несколько часов.