— Что?.. — не понимает Тим.
— Не знаю…
Вообще-то, знает. Только стесняется сказать. Тим как будто насквозь его видит. Еще с первой встречи, с самолетов. Тим — он…
— Арис, а ты?.. только самолеты умеешь делать?
— А что?
— Ну… а ты не поможешь?.. — Тим почему-то смущается. — Скворечник сделать?
— Скворечник? — усмехается.
— Для воробьев…
Стах еще больше веселеет. Но, как ни странно, говорит:
— Ну давай. Из чего? Из коробки?
Тим слезает, наклоняется к кровати, просит поднять ноги и выдвигает ящик. Чтобы вы понимали: нехилый это ящик, длиной с кровать. Стах сидит по-турецки и смотрит сверху вниз на него, наклонившись вперед. Там на одной половине вещи лежат, а вся другая половина — деревяшки какие-то, дощечки, инструменты…
— Это хобби твое?.. — усмехается.
— Нет, это…
— Что?..
— Просто…
— Просто спишь на этом?
— Да нет…
— А как?
— Ну… Вот так… — отвечает Тим. И, решив, что ответил, добавляет: — У меня папа с этим не очень: он говорит, что ему только живое дается.
— Живое — это в смысле?
— Он у меня ветеринар.
— А ты поэтому в биологи подался?
— Может…
Стах усмехается снова и смотрит на Тима несколько секунд заинтересованно. Тот смущается:
— Что?..
— Занятный ты, вот чего.
— Не занятней тебя…
— Да? — веселеет. — И часто я тебя занимаю?
Тим не понимает, что за вопрос. Всерьез не понимает — и смотрит то ли рассеянно, то ли перепугано, то ли озадаченно, то ли все вместе… Стах не в курсе: он спускается на пол, начинает изучать, что к чему.
V
Тим вроде увлечен происходящим, но мало в чем участвует. Так, на подхвате. Поэтому на втором часе он сгонял себе за чаем и конфетами. Стаху тоже предлагал, но тот не ест, когда занят.
Они общими усилиями уже соорудили каркас — и остались мелочи: жердочка, вход и крыша.
Тим задумчиво шелестит фантиком, обнажая конфету.
— А ты никогда не думал в проектировщики пойти? В инженеры… Там же нужно… чтобы аналитический склад ума и фантазия хорошо работала.
— Я думал. Мне надо тогда сразу будет собирать манатки, уезжать. Позвоню уже оттуда, скажу: «Привет, родители, я поступил. На инженера». А они: «Ты нам больше не сын». И мать истерить будет много и долго: «Как же так, Аристаша? Что же это такое?..»
— Она тебя «Аристаша» зовет? — Тиму и забавно, и умильно — он весь плывет.
— Так, Котофей, отвали, — усмехается.
Тим, очень довольный, предлагает открытую конфету. Стах смотрит на нее пару секунд и думает: хочет, не хочет. Конечно, он не хочет. Он же в здравом уме. Он в здравом уме, но он зачем-то наклоняется и кусает. Морщится, говорит:
— У меня сейчас вся жизнь слипнется.
Тим улыбается:
— А я предлагал тебе чай…
— Ты сладкий пьешь?
— Да.
— Кранты.
— Ты не любишь?
— Терпеть не могу.
— Водички?
Стах кивает, и Тим поднимается с места. Только когда он во второй раз уходит, Стах вспоминает, что они, вообще-то, прогуливают уроки — и уже черт знает сколько времени прошло. Поэтому когда Тим возвращается, он спрашивает уже без огня в глазах, с какой-то задавленной паникой:
— Котофей, а времени-то сколько?
VI
Стах собирается уходить за полчаса до окончания последнего урока. Переодевается. Обувь все еще сырая: по сугробам-то скакать.
Тим накидывает ему куртку на плечи. Стах так и замирает — в согнутом положении. Сначала поднимает взгляд. Тим смотрит куда-то вбок, не реагирует. Стах выпрямляется.
— Давай номерок, заберу твои вещи. Зайду к тебе по дороге обратно.
Тим мотает головой.
— Нет, я… наверное, с тобой пойду.
========== Глава 18. Последствия ==========
I
Стах притих. Чем ближе он подходит к гимназии, тем явственнее картина: он исчез, никому не сказав, а Тима заметили — и зам, и вахтерша. Вдруг эти два факта совместят?
Сахарова могла тут же позвонить родителям, а мать бы тогда подняла на уши все известные ей инстанции, сидела бы в гимназии, пришлось бы ее отпаивать валерьянкой или чем покрепче… Только Стах — отличник, а прогульщик — Тим. Интересно, на кого в итоге спустят всех собак? Неплохо он решил познакомить первого друга с семьей. Им быстро запретят общаться.
И потому, что Стах не в себе, и потому, что Тим — тоже не легкий на подъем товарищ, они молчаливо грузятся и периодически нечаянно толкаются плечами.
II
Когда они входят в гимназию, звонок уже прозвенел: это Тим сто лет шнуровался. Текут вокруг изумрудные пиджаки, жилетки, джемперы, брюки и юбки. Дюжина гудящих голосов. Тим замирает, как вкопанный.
— Котофей, ты чего?
— Я… тут подожду.
— Давай я твои вещи заберу? И куртку заодно отдам.
— Н-нет… я… потом.
— Точно?
Стах пытается разглядеть в пустых глазах хоть что-нибудь, но они молчат.
— Иди.
III
Стах собирается во второй корпус — к своим: сейчас была физкультура. По дороге натыкается на Антошу. Тот отдает ему рюкзак и проходит мимо, пренебрежительно пихая плечом. Стах не понимает. Оборачивается ему вслед.
— Рыжий, ты че приперся-то? — замечают одноклассники, сносят с собой, в поток. — Тебя же забрали срочно. Нормально все?
— Не понял.
— Да Сахарок наш взволновалась, что ты долго журнал несешь — и Шест вызвался идти проверить. Когда вернулся, она уже твоим предкам звонить собиралась. Шест сказал: тебя мать забрала. И что рюкзак занесет, — весь день с ним таскался.
Стах не верит ушам. Что-что сделал Шестаков?..
Они еще хотят что-то сказать, но Стах уносится за Антошей. Ловит его в холле за предплечье. Пару секунд они смотрят друг другу в глаза. Стах не знает, что сказать. Антоша вырывается — говорить с ним не хочет. Снова теряется в толпе.
Стах лавирует между изумрудных масс, хитростью пробирается в начало воющей очереди, отдает номерок. Получив вещи и покинув толпу, тушуется пару секунд. Ищет Тима взглядом: того нигде нет.
Стах прячет свою куртку в рюкзак. Остается в чужой. Пока переобувается и ждет Антошу, то и дело тонет в воротнике. Ничего не может с собой поделать: охренительный у Тима одеколон.
VI
Стах выходит вслед за Антошей из гимназии. Тот ускоряет шаг, пытается вилять, но Стах — за ним, не отступая. Антоша замирает. Выдает:
— Я с прогульщиками не общаюсь, рыжий. Отвали. Видел, как ты драпу давал по сугробам. Позорище.
— Тогда зачем ты прикрыл меня?..
— Затем, что мать твою жалко: она волнуется, только о тебе и говорит, какой ты молодец, все делаешь, совсем не отдыхаешь.
— Ты-то откуда знаешь?
— Моя тоже, вообще-то, в родительском комитете, — Антошу задевает. — И между прочим. Побег — это же выговор, еще в личное дело пойдет… а тебе нельзя: у тебя ни одного замечания.
— Не выдумывай.
— Завязывай с этим двоечником общаться. А то скатишься. Правильно Соколов сказал: он тебя испортил. Ты никогда не прогуливал, даже больной приходил, с температурой.
— Ты вообще слышишь, что говоришь-то? Как можно человека испортить? Он же не вещь, чтобы портиться. Может, я вот такой — прогульщик?