— Тебе пора завязывать с Фрейдом, — убежден.
— Ты меня сравниваешь с ней…
— Я шучу.
— В каждой шутке…
— Да ну тебя.
Стах собирается и уходит. Но встает уже на лестнице и тоже запускает в него малоприятным фактом:
— Не знал, что тебя смешат извращения.
— Не совсем… — слабо отбрыкивается Тим.
— А что тогда?..
Тим пожимает плечами, не смотрит на него, смотрит на пирожное. Занятый этим чрезвычайно, отхватывает губами немного крема, облизывается. Ничего такого он не делает, но Стаху кажется, что он — специально.
Весь оставшийся учебный день приходится оправдывать себя перед собой. Тим на мать ничуть не похож, особенно внешне. И, в конце-то концов, он же парень. О том, что к Тиму он вроде как влечения не испытывает — и замечание пустое, Стах, конечно, не подумал.
VII
Вечером он узнает от матери, что вот так обедать будет не всегда, что она ему уступила, пошла на компромисс. Он изображает высшую степень благодарности и садится делать уроки. Заранее тоскует по несостоявшемуся обеду завтра. И продолжает сочинять оправдания…
========== Глава 21. Метаморфоза по Тимофею ==========
I
Физика. Тим совсем не старается. Это становится понятно по парте — в микроскопических журавлях. Тим изничтожил тетрадный лист.
Стах усмехается фигуркам, пробует подержать их в руках, не может представить — какая сноровка должна быть для таких малышей. Тим наблюдает за ним внимательно и прячет взгляд, когда Стах — поднимает свой. Спрашивает тихо:
— Ты на меня не обиделся? за тот раз?
— Что? — Стах не помнит, что случилось.
— Я просто… — Тим теряется — и не знает, что он «просто».
— У тебя есть еще листок? — Стах переводит тему. — Я возьму.
Он уже подрывается, как Тим удерживает его запястье. Почти не касается — и заземляет мгновенно. Стах садится, как прилежный ученик, наблюдает его, готовый слушать.
— Ты тогда спросил, почему я смеюсь… Ты только ничего не подумай…
Стах ничего пока что не думает, но ответственно кивает.
— Мне было забавно, потому что я нашел — чем задеть тебя… Это очень плохо? Только не обижайся. Просто обычно это ты — задеваешь.
— Типа «отомстил»? — не понимает Стах.
— Нет, это как-то… само… Я потом, когда пытался понять…
— Лофицкий, ты опять прогуляться хочешь? Давно объяснительных не писал?
— Ты зафиксируйся, — шепчет Стах, — потом договоришь. Я листок возьму.
— Арис, — Тим снова его не пускает и в этот раз держит зрительный контакт — просящий, — я ничего не напишу.
Стах безнадежно валится — обратно, на стул. И заодно — в свинцово-синие глаза напротив. Промозглые, влажные, темные. Стах считает себя обязанным их обладателя оповестить:
— У тебя глаза, как Баренцев залив.
— Что?.. — обладатель выпадает в осадок.
— Ну, цветом, — Стах тут же пытается исправиться, хотя не знает — где налажал. — Необычно.
— Это ты опять «стараешься»?.. — не понимает Тим.
— Два на «Л», я передумал. Лофицкий, отбуксуй себя обратно. Будем наукой заниматься. А то опять придется тебя выгнать.
— Андрей Васильевич, дайте чистый листок.
— А что с вашим, испачкался? Лаксин, ты, случаем, не залил там всю парту слезами?
— Еще нет…
— «Еще»? — Соколов морщится. — Лофицкий, если тебя у Лаксина забрать, он разрыдается, как думаешь?
— Я думаю: ему и без меня есть над чем порыдать.
— Над оценками за физику, например.
— Например.
Стах забирает чистый листок, тревожит класс хождениями по Тимовым мукам, возвращается обратно. Пару секунд смотрит на самостоятельную, говорит:
— Ну, Котофей, это когда-то должно было случиться: займемся физикой.
— Может, не надо?.. — с надеждой.
— Не дрейфь.
— У меня на твое «не дрейфь» плохое предчувствие…
— Почему бы это? — усмехается Стах — и впервые от начала и до конца начинает «болтать по физике».
II
Стах терпеливо спрашивает Тима: «Понял?» Тим безустанно говорит: «Не очень», — и так раз пятнадцать.
Звенит звонок. Стах исчеркал Тиму лист: он пытался — и словами, и схемами, и формулами. Тиму вроде бы ясно до первой попытки решить — там и валится. Между ним и физикой по-прежнему стоит стена.
— Ну что? Как тебе? — веселится Соколов. — Не во мне дело? А то тут барышня одна сказала: значит, плохо объясняю.
Стах озадаченно хмурится, уходит к себе, собирает вещи. Тим кладет на стол самостоятельную, складывает себе в рюкзак исчирканный Стахом листок. Выходят они вместе.
Соколов только успевает услышать, как Стах в проходе продолжает искать к Тиму ключ — исключительно по физике. Тим канючит где-то в коридоре:
— Арис, ну хватит…
— Давай попробуем последний способ. На сегодня.
— Нет.
— Ну что ты сопротивляешься?
— Ну что ты пристал?..
— Ну Котофей, еще разок.
— Арис… — Тим чуть не хнычет.
Физика становится всего лишь причиной посоревноваться, кто кого уломает. Но дорога кончается раньше, чем это удается выяснить.
III
В четверг Тим скованно замирает у стеллажа, касаясь его пальцами. Стах расплывается в улыбке, хотя думал — держать лицо. Подбирает ноги, словно решил подняться, но лишь плотнее прижимается к стене.
— Котофей Алексеич? — зовет он торжественно. — Не по физике ли ты заглянул?
Тим ковыряет краску на стеллаже, тщательно разглядывая настоящий цвет дерева. Просит:
— Пойдем в зал для отчетности?
Стах подрывается с места.
IV
Тим ленится и утомленно улыбается. Это, наверное, от усталости. Он слушает вполуха, хотя с видом — сосредоточенным и понятливым. Когда Стах уточняет, что именно он понял, Тим рассеянно и тихо смеется, и прячет взгляд в рукав рубашки, когда кладет голову на руки.
— Котофей, ну что ты тупишь?
— Физика мне не дается.
— Как говорит Соколов, физика — барышня не гордая, но даже к гордой барышне можно найти подход.
— У меня с «барышнями» сложно. Это ты любишь искать «подходы».
— Я барышням не нравлюсь, мне ничего не поможет.
— Ты пробовал?
— Я знаю, что про меня болтают.
— И что про тебя болтают?
Стах затихает. А что болтают о бастарде, когда он сын рыжей… кхм… и у него есть брат в тысячу раз симпатичней? Тим поднимает глаза — и он усмехается.
— А ты как будто не слышал?
Он пытается сбежать в задачу, чтобы не продолжать разговор. Тим долго всматривается в него и перебивает:
— Они тебя не знают. Если бы узнали, не говорили.
— Сейчас бы еще кому-то что-то доказывать.
Тим слабо улыбается. Молчит задумчиво и долго. Спрашивает:
— Арис?.. А ты никогда не думал, что твоя семья — это не ты?
Стах замирает потерянно. С физикой дальше не клеится.
V
В разгаре второй четверти тоска по бабушке с дедушкой достигает своего апогея. Стах вечером, пока мать намывает посуду, прокравшись в коридор за телефоном, тихонько запирает за собой дверь, садится на подоконник и для пущего ощущения уединения и безопасности задергивает портьеры, отгородив себя от враждебной комнаты.