Стах не знает, как на него реагировать, и собирается обратно. Тим бросает ему вслед:
— Арис, я не о скворечнике… Он хороший…
— О чем?
Стах оборачивается и смотрит на него в ожидании. Тим мнется, пялится на картошку и продолжает колупать ее пальцами. Потом он вдруг — поразительно — находит, на что обидеться, поджимает губы и сваливает к раковине.
Стах возвращается. Ставит на стол скворечник. Интересуется:
— Как это понимать?
— Не надо это понимать.
— Ты прикалываешься, что ли?..
Тим ничего не отвечает. Стах честно ждет минуту — и честно не дожидается. Прячет раздражение, спрашивает:
— Тебе помочь?
— Нет.
Еще лучше. Стах забирает дурацкий скворечник и уходит в комнату.
Еще час они тупо обижаются друг на друга, каждый занятый своим делом.
VII
Потом Стах заканчивает свое. Ставит на стол возле Ила. Жалеет о нем, заклеенном пластырями, трогает пальцами. Замечает: торчит уголок записки в закрытой тетради. Открывает, чтобы не потерять место, откуда вытаскивает записку. Там, внутри тетради, все исписано Тимовым жутким почерком и схематично нарисованы птицы.
Стах увлекается, трогает страницы, выпуклые от арабской вязи с двух сторон. Он читает: там рассказ об эндемике попугае какапо, он отправился в горы звать любовь. Стах усмехается и уже выдумывает шутку, как вдруг осознает: он прочитал-то без разрешения.
Стах вспоминает о записке, исписанной в два почерка. Когда разворачивает, понимает, что листка два: на одном из них куча надписей «Арис» — с фамилией и без. С имитацией каллиграфического почерка Стаха. И еще какие-то странные надписи — те же «Арис», вполовину рисованные, аккуратные, не то что обычно, с широкими и тонкими линиями букв. Стаху это странно и как-то… не по себе. Пока у него срывается все, что может сорваться вниз, он понимает, что сделал что-то не то, и убирает, как было.
Наверное, он совсем кретин, потому что, когда он возвращается к Тиму в кухню, он смотрит на него, обиженного, долго и задумчиво, а потом рискует спросить:
— Тиш, а что у тебя за тетрадь на столе лежит?
Тим замирает и уставляется на него с претензией.
— Ты читал?
— Не особенно. Я сначала подумал, что по какому-то предмету, потом понял, что нет.
— Зачем ты вообще ее трогал?..
— Скворечник на стол поставил, смотрю: тетрадь. Там что-то личное?
— Нет, там… — Тим смягчается, когда понимает, что он не сильно влезал. — Там просто рассказы.
— Рассказы?
— Ну… там… — он тушуется, поднимает взгляд, отслеживает реакцию. — Ты спрашивал о моем хобби… Орнитология. Там о птицах.
— А… Здорово. Я тоже увлекаюсь птицами. Только железными. Будем знакомы, — усмехается.
Тим тянет уголок губ. Кивает. Отходит — психологически. Стах чувствует, поэтому садится с ним рядом за стол.
— Давай помогу.
— Я почти все… Немного осталось.
— Хоть так.
Тим в этот раз соглашается и отдает ему доску с ножом.
VIII
Стаху надо было порезать только огурцы. Огурцы — это не пальцы. Очень простая миссия. Проще некуда. Тим, когда видит, что он с собой наделал, зажимает нос тыльной стороной ладони. Отворачивается и закатывает глаза — не так, как если бы он театрально закатил глаза, а так, как если бы он почувствовал себя плохо.
— Ты крови боишься? — не понимает Стах.
— Кажется…
Стах поднимается к раковине, подставляет палец под струю холодной воды. Вспоминает Тима с разбитым носом. Он тогда от ужаса чуть не откинулся… Стах понимает теперь, когда достаточно с ним знаком. Он усмехается:
— А красные продукты — это из той же серии?
Тим поднимает на него затравленный взгляд.
Тот момент, когда шутка настолько не удалась, что оказалась правдой.
— Занятно…
Они замолкают. Стах отслеживает, как там поживает палец без воды. Без воды поживает плохо — и приходится отправить его обратно. Стах интересуется между делом:
— И давно это у тебя?
Тим прикидывает:
— С класса седьмого?..
Что-то встает у Стаха в голове — и он уставляется перед собой в одну точку, перестает моргать. Оборачивается на Тима:
— Тиш?..
Тот напрягается.
— А ты же тогда перестал ходить в столовую?
Тим поджимает губы и ничего не отвечает.
IX
Отмечать планируют в зале. Тим зажигает елку и включает телевизор. Свет никто не трогает. Даже стол они накрывают в полумраке. Тим притаскивает восхитительно мягкий на ощупь плед и две подушки. Они забираются на диван с ногами. Стах растекается и ленится даже тарелку себе взять.
— Что ты будешь?
Стах пожимает плечами. Тим накладывает им разные салаты и подает. Это странно: у Стаха мать всего кладет понемногу, чтобы можно было все сразу попробовать. Но — как хозяин скажет, так и будет.
Стах пробует, жмурится, мычит Тиму о том, что вкусно. Тот тянет уголок губ. Стах в ответ набирает салат со словами:
— Попробуй.
Тим косится с сомнением.
— Чего, брезгуешь? Возьми своей вилкой.
— Да нет.
Тим обхватывает его руку холодными пальцами. Долго примеряется, прежде чем решиться. Кошки меньше думают, когда надо совершить особенно сложный прыжок.
— Что ты там высматриваешь? Ты же сам готовил.
Тим обхватывает губами только самый краешек вилки. Прожевывает, внимательно прислушиваясь к себе. Потом говорит:
— Я понимаю. Но все равно меня клинит.
— Что такого в столовой произошло?..
Тим выжидает обиженную паузу, запивает соком, говорит:
— Не хочу об этом в Новый год.
— Как скажешь, — Стах не претендует на его секреты.
X
Играет какой-то новогодний концерт. Стах не пялится, как избирательно Тим ковыряется в тарелке. Сам он с салатом не церемонится и уплетает вторую порцию. Тим не комментирует.
Как появляется президент, Стах подает Тиму бокал с соком, берет свой, говорит очень пафосно:
— С Новым годом, Тимофей Алексеич.
Тим смотрит на него несколько секунд, облизывает губы, чокается, произносит чуть слышно:
— С Новым… — и уходит в себя.
XI
Тим засыпает прямо на диване, свернувшись калачиком. Какое-то время он смотрел телевизор, потом отключился. Стах не знает, куда себя деть. Гасит концерт — не может под него спать, забирается в другой угол дивана.
Здесь неудобно и тесно, но ему хорошо. Спокойно. Как будто они все-таки уехали, как будто он на своем месте. Он смотрит на Тима какое-то время, пока глаза не закрываются сами.
========== Глава 28. Беспокойная возня и аномалии ==========
I
Часов в пять утра долго разносится трель по квартире. Стах восстает, как из мертвых. Тим спешно собирает плед и подхватывает посуду. Стах болезненно щурится на него и спрашивает кивком, в чем дело.
— Не знаю. Иди ложись в комнате.
Стах спросонья, не особо напрягаясь, выполняет просьбу почти на автопилоте, спотыкается о неубранные газеты и падает аккурат на кровать. Недовольно мычит. У себя вот он бардака не разводит. Но ему очень лениво вставать. Он за собой не помнит, чтобы когда-то было еще так лениво. Из сна его окончательно вырывает шум в коридоре.