Тим подозрительно отмалчивается. Стах на всякий случай говорит:
— Только не обижайся.
— Обижусь. Навсегда, — отзывается лениво.
— Я не верю в твои «навсегда» и «никогда».
— Кажется, я даже знаю почему…
— И почему? — увлекается.
— Их не измерить. Роботам такое не по вкусу.
Стах восхищается и улыбается, как дурак, со словами:
— Тимофей, ты негодяй.
— Ага… Может, я учусь у лучших…
Стах замирает задумчиво, уставившись в потолок:
— Блин, даже не возразить. Против себя-то, — усмехается.
— Дурак, — смеется.
— Что ты все время обзываешься?
— Сопротивляюсь, наверное… твоему раздутому эго.
— Котофей, да ты что сегодня?.. — вконец очаровывается.
Звенит звонок. Тим мученически стонет. Без охоты отлипает от Стаха. Стекает на пол и болезненно морщится.
— Не хочу…
— Давай, Тимофей, соберись, Соколов поручился. А он не синоптик, чтобы в прогнозах ошибаться.
Стах поднимается и протягивает Тиму руку. Тот лениво склоняет набок голову. Стах копирует, вызволяет его из приступа лености, и они выходят из библиотеки.
II
Стах молчит о том, что все еще наказан — и оставаться после уроков ему настрого запретили. Молчит из гордости. И потому, что все-таки — это не проблемы Тима, у него и своих хватает.
Весь урок Стах размышляет, что бы сделать: обмануть мать или все-таки поговорить с ней… Выбирает меньшее из зол. Вопрос только в том, как ей соврать, чтобы поверила. Особенно теперь, когда он по всем фронтам подставился. Решение приходит простое и изящное.
Стах стоит у стенда с измененным расписанием. Подозрительные понедельник с четвергом отменяются сами по себе. На физике он садится за первую парту перед Соколовом, переплетает пальцы, говорит:
— Андрей Васильевич, поставьте нам с Лаксиным официальные занятия после уроков во вторник и субботу. Типа факультатива. Для отчетности: вы же за него на педсовете поручились.
Стах и до этого оставался: либо физикой занимался, либо чем-то своим — главное, знаете, чтобы не дома и чтобы официально. У Соколова все равно бумажной волокиты — на год вперед, он в гимназии так и так задерживается.
Но в этот раз он смотрит на Стаха выразительно и смешливо, прячет улыбку в уголках губ. Молчит почти демонстративно, листает журнал. Наконец, произносит:
— Вот мне делать-то после уроков больше нечего, Лофицкий, как слушать вашу болтовню не по физике. Знаю я, какие вы мне тут «факультативы» устроите.
— Нам в этот раз болтать невыгодно.
— Ну куда ты лезешь? Тебе своих хлопот мало? У нас вот с тобой олимпиада на носу: пришли бумажки опять, — а ты все печешься о своем Лаксине, таскаешься по педсоветам, волнуешь мать.
— Она и вам звонила, что ли?.. — вздыхает тяжело, морщит нос и трет пальцами лоб — это со стыда, наверное.
— Она, Лофицкий, весь педсостав подняла из-за тебя на уши, мол, как там ее «Аристаша» учится. Я ее спрашиваю: «Дорогуша, вы его оценки за четверть видели? На конференции нашей были?» А она: «Что мне оценки, это разве показатель»…
— Вы ей сказали?..
— Что?
— О Тимофее моем.
— Нет. О твоем Тимофее ничего не сказал: мало ли Тимофеев, с которыми ты общаешься. Но она спросила. Я, знаешь, Лофицкий, к своему огорчению, никак не потеряю в людей веры — и убежден, что ты парень мыслящий, ни во что не вляпаешься дурное. Но ты не вляпаешься, а другой — нет гарантий, и потянет тебя за собой. Ты же включай мозги, надо к окружению относиться грамотно, рационально.
— У меня с окружением иначе не получится, Андрей Васильевич: на дураков аллергия.
Соколов улыбается и качает головой. Записывает в журнал первую тему. Отвлекается, спрашивает шепотом, с ухмылкой:
— Лофицкий, а Лаксин-то твой умный?
— Зависит от того, чем вы ум определяете. Оценками или способностью рассуждать.
— А способность рассуждать — это разве не один из критериев оценки? Лаксин у нас не рассуждает, а зубрит.
— Вы на него просто через раму физики смотрите.
— Я учитель.
— Так я без претензий.
Соколов усмехается, говорит:
— Ладно. Дам вам добро: занимайтесь. Только, Лофицкий, чтобы как мыши. А то придется тебе объясняться с матерью и другое место для ваших «факультативов» искать. Матери, кстати, привет. Я ей сказал, но ты еще напомни: в законный выходной всегда не рад ее слышать.
— А я говорил ей.
— Охотно верю: мне кажется, она к словам невосприимчива. Нужно что-то еще. Что-то убедительней.
— Бумажки хорошо на нее действуют. Распишетесь? — и раскрывает дневник с уже заранее прописанными после уроков факультативами.
— Бортануть бы тебя как-нибудь, чтобы сбить самоуверенность… — улыбается Соколов, но автографы ставит.
III
Стах залетает в северное крыло и планирует ждать Тима еще минут пять минимум, но тот уже там… Это обычный Тим — без утренней радости — утомленный и поникший. Стах замедляется на последних ступенях и усмиряет улыбку. Он спрашивает без былого энтузиазма:
— Ты не был на этом уроке?..
Тим качает головой отрицательно, смотрит в книгу — незряче, ковыряет страницы пальцами. Стах опускается рядом.
«Ты же не думаешь, что ему мало шансов давали? Мало сочувствовали? Считай, Лаксин — провальный эксперимент: что бы ты ни делал, он не меняет позиции — не ходит и все».
— Дело не в учебе?
— Не в ней… — соглашается Тим.
Стах прижимается затылком к стене и стихает. Они не будут обсуждать это. На характер Стаха — они не будут: он бы сам не признался, если бы его травили. Много он жалуется о своей семье? Слышал ли кто-нибудь, как ему живется среди чужой родни? Кроме Тима…
— А я выбил нам физику, — говорит спокойно. — По вторникам и субботам. Нам же поменяли расписание.
— А… — Тим кивает. — Почему «выбил»?..
— Займем кабинет Соколова. Будет курировать нас, — усмехается.
Тим становится еще несчастнее, чем раньше. Спрашивает тише:
— А библиотека?..
Стах некстати вспоминает: он не любит перемены. Поворачивает к нему голову, говорит со слабой усмешкой:
— Мы все еще видимся там.
Тим не реагирует, пристает к ремешку часов. Стах не отнимает от него внимания, зовет:
— Тимофей, — чтобы он поднял взгляд. Заявляет убежденно: — Я влюблю тебя в физику.
Тим застывает. Размыкает губы потерянно. Потом прыскает, отводит взгляд, резюмирует:
— Дурак.
Стах цокает и несильно пихает его в бок. Они улыбаются еще с минуту. Но легче не становится.
========== Глава 32. Бунт на корабле. На тонущем ==========
I
Стах делает заметки на уроках. Спешит домой, чтобы не расплескать мысли. Залетев в квартиру, он разбрасывает ботинки кое-как в коридоре, несется к себе через всю квартиру, минуя волнение матери, и строчит на листке какое-то примечание, склонившись над столом и стянув только один, правый рукав, наполовину оставаясь одетым.
Мать замирает в проходе с осторожной улыбкой:
— Аристаша, какое-то задание?