III
Стах на автопилоте идет в их общие места — и в последний момент вспоминает. Ему некуда деться в свободную минуту, и все бесит, и все бесят, хоть берись за двустволку. Учебная неделя без Тима — это каждая секунда с ним, потому что из мыслей его не вытравишь.
Стах не знает, как это работает, пережил же он каникулы. Но тогда каникулы не значили, что все кончено.
Затея больше не кажется хорошей, а может, наоборот — потому и кажется, что отношения переросли в зависимость. Стах не знает. Он ничего не знает, он запутался. Он злится. Он не понимает, что с ним. Вернее, понимать не хочет.
IV
И на этой неделе Стах думает появиться в столовой. Хотя бы раз за четверть. Обедает вроде как с классом, когда на деле — в гордом одиночестве. Аппетит у него в последнее время хромает, и он в тарелке ковыряется едва ли активнее Тима. Тянет сблевать.
Он относит порцию почти нетронутой.
Всплеск.
Стах только успевает зажмуриться. Липко и холодно — капли бегут вниз, щекочет кожу под рубашкой. Кто-то опрокинул на него компот.
— Ой, рыжик. Как же так вышло?
Стах уставляется на старшеклассника больше пораженно, чем как-то еще.
Гогот. Шум в ушах. И Тим — на коленях. И тотальное бессилие.
А еще… злость. Но какая-то чужая. Холодная.
Стах выливает на обидчика содержимое собственного стакана в отместку. И под вопли учительницы на голову ему сверху еще тарелку опрокидывает. Для комплекта.
Его хватают за руку под гогот и ор. Обещают отвести к директору. Но эта злость — ледяная, инородная — не бушует, а разливается в нем. И он понимает явственно, что — наплевать. Морщится, снимая с пиджака размякший кусок абрикоса. Говорит ровно, вклиниваясь в чужие нотации:
— Восьмой «А». Сахарова — моя классная. Обращайтесь.
V
Учительница обращается. Уводит его одного. Десятый никто не трогает. Ну да, а что? Попробуй их потаскать — они как упрутся… Не дети. Здоровые лбы. Еще и выскажут.
Стах тоже какой-то нахал. Классной заявляет с порога:
— Мне липко. Дайте умыться.
— Ваш этот мальчик… — начинает учительница.
— Это что?.. — Сахарова пугается, как если бы к ней вбежали с вестью о ядерной войне. — Стах, что с тобой? Кто это сделал?
— А это вот спросите у… — смотрит на женщину, которая его привела.
— Галина Ивановна, — говорит она ему выразительно, таким тоном, словно он должен знать весь педсостав своей огромной гимназии.
— Она утверждает, что я ее десятиклассников обидел.
— Что же твоя мама скажет?.. — о, Сахарова заранее в ужасе. — Что же она скажет?..
— Он сначала компотом мальчика облил, а потом ему на голову…
— Что? — Сахарова включается. — Мой Сакевич? Вы серьезно?
— Можно умыться?
— Конечно, иди, — отпускает.
На все возмущения недоумевает: она этот класс курирует уже три года, никаких претензий к ребенку — учится на «отлично», из «приличной семьи». А сколько его мать всего для гимназии сделала…
VII
Стах умывается, пытается еще отстирать рубашку, но это бесполезно, конечно. Продумывает заранее, как объясняться…
Когда он возвращается, конфликт улажен. Сахарова переживает:
— Что же маме твоей сказать, Стах?.. Это что же делается? Мы с этим мальчиком еще поговорим. Но твою маму это вряд ли успокоит…
Почти двухметровый «мальчик» оценит. И потом тоже поговорит со Стахом. А то лучшего ученика защитили. Не какой-нибудь там двоечник Лаксин.
Стах смотрит на классную непроницаемо.
— Я скажу, что столкнулся с кем-то. И на себя пролил. Не будем маму расстраивать.
— Ты во что-то ввязался, Стах?
Да. Или нет. Или наполовину.
Он говорит, не отделяя одно от другого:
— Поинтересуйтесь, что творится в десятом «Б». Я домой пойду. Переодеться. Это на урок, не больше. Вы мне записку напишите?
VIII
Госпожа Совесть грызет Стаха. «Ну что? — спрашивает она. — Хорошо тебе ночами спится? С осознанием, с чем ты его бросил?» Стах не отвечает. Это провокация. Начнет оправдываться — и сварливая дама на «С» сожрет.
Стах сначала думал вместо столовой свалить в северное крыло. Такой повод шикарный: «Тиша, прикинь». Тим прикинет. А потом ему скажет: «Никогда ко мне не подходи»…
Стах усмехается. Одергивает себя.
Он на следующий же день возвращается в столовую, и оказывается, что не просто так, а под опеку: Сахарова теперь свой класс караулит. Попробуй что-нибудь сделать. Этому ублюдку. С доски почета.
На выходе один знакомец, теперь — Компот, вылавливает Стаха и шипит:
— Только останься без присмотра.
— Долго вымывал пюре из челки? — усмехается.
— Не жить тебе.
— По десять раз только утром слышу. Что-то живу, — вырывается.
— У вас тут что? — Сахарова спешит на помощь: ей потом за каждую царапину на веснушчатом лице придется лично отчитаться.
Стах уставляется в ожидании. Компот сверлит его ненавидящим взглядом, выдавливает:
— Уже ничего.
— На «ничего» суда нет, — веселится Стах. — Счастли́во.
IX
Как-то на перемене Стах получает. Сначала подножку, а потом — по животу и ребрам. Лицо не тронут. Они не попадаются не только потому, что Тим молчит. Компот ему обещает:
— Это война, рыжик. Это теперь личное.
— Быстро ты меня занес в «личное». Может, еще домашний тебе дать? Если нравлюсь.
— Веселишься, сука?
Веселится. По привычке. Выясняет: в гимназии номер один лежачего бьют. В гимназии, где за драки ребят исключают. При условии, что на драке поймали.
X
Под конец недели, когда Серега со Стахом сцепляются в коридоре, последний что-то вздрагивает и шипит. Серега задирает ему футболку и присвистывает: братец младший у него — космос.
— Кто? — и спрашивает так, как будто есть дело.
— Пошел ты, — отбрыкивается.
— Сташка, я матери твоей расскажу.
Стах уставляется в упор. Надолго. Проверяет на вшивость. Взвешивает оба зла. Отвечает:
— Десятый.
— За что?
Стах усмехается.
— Как тут любят говорить?.. За «блядские рыжие корни»?
Серега отчего-то теряется. Стах уходит, успокоенный тем, что он не расскажет. Хоть о чем-то в этой семье не принято болтать. Проблемы мужчины — это проблемы мужчины, а не всеобщее достояние. Даже если он еще не мужчина, а пятнадцатилетний мальчик.
XI
Тим сидит, подперев рукой голову. Не смотрит. Не вникает. Не влюбляется в физику. Колупает тетрадный листок. Стах понимает, что он не слушает, замолкает, закрывает учебник. Отзеркаливает Тима. Спрашивает с деланным равнодушием, кичливо:
— Ты не придешь?
Тим поднимает на него взгляд и снова опускает. Угнетенно молчит. Стах усмехается. Встает с места и начинает собираться. Тим наблюдает за его руками. Выдает тихо и ровно, как будто выдавливает слова:
— Что ты делаешь?
— Ухожу.
— Что ты делаешь? — повторяет Тим снова, и Стах замирает — лишь на секунду.