— Ну что вы копаетесь? Тимоша, ты закончил?
Но им все-таки кажется, что она застала их за чем-то преступным. Адреналина хватает, чтобы они оба разулыбались, как два дурака. Стах отдает Тиму мыло. Они возятся еще минуту, прежде чем вода перестает бежать.
Потом мать выходит, и Стах мстительно брызгает Тиму в лицо. Тот зажмуривается и отвечает. Они толкаются — может, ради того только, чтобы друг друга задеть.
Мать возвращается обратно:
— Чем это вы тут занимаетесь?
Они тут же успокаиваются, пытаются быть серьезными — не очень успешно. Она говорит им:
— Смотрите у меня, — и щурит глаза, совсем как Стах обычно делает.
Когда она исчезает, они пытаются поделить полотенце, сквозь него то и дело щипая друг друга за пальцы. Но, едва остается только голое прикосновение, Тим удерживает Стаха и уставляется в упор.
Секунды две ничего не происходит. Потом Тим опускает взгляд на его губы, прячется за черными дрожащими ресницами, и Стах отступает, вырывается. Чуть не врезает себе по лбу дверью, когда пытается выйти, и вываливается из ванной.
III
Он так пылает, что мать заметит, Тим заметит, все заметят, ему очень стыдно, он ничего не может исправить. Люди надоели отправлять его в медпункт. Хотя, если кто-нибудь узнает, из-за чего все это, точно упекут в палату. Мать, к счастью, делает свой вывод.
— Ну посмотри на себя, — сокрушается, — набесились…
Стах признается честно:
— Не хочу на себя смотреть.
— Вот очень плохо, — говорит она.
— Согласен.
Тим неуверенно замирает в проходе. Ненадолго. Потом его толкают в спину, и он отходит, уставляется на Серегу.
— Давай-давай, кыш отсюда, не создаем тут пробку, — говорит тот. — И не смотри так на меня. Дружишь с этим — уходишь в отстой.
— Сережа… — просит мать.
— А вас никто не спрашивал. Устроили здесь посиделки. Надо же событие: у сынульки друг появился. Дождались. А, Сташка? Ты наверно сам не ожидал, — хмыкает.
Ничуть не смущаясь ощущением, что он здесь лишний, он наливает себе стакан воды. Делает глоток, смотрит на Тима.
— И как тебя угораздило?
Тим пялится на него, как на болтающий приемник — без интереса. Говорит о чем-то своем Стаху:
— Даже не представляю…
Садится поближе. Стах усмехается, чем-то очень довольный, отвечает:
— А я говорил тебе.
— Что ты там говорил?
— Одни гадости. Отвечаю.
— Еще бы. Ты же у нас маленькая сплетница.
— А ты че приперся? Иди на свою кухню.
— Да поглядеть…
Серега выливает в раковину воду, подняв стакан высоко над ней. Ставит обратно на сушилку. Добавляет:
— У нас, как в зоопарке.
— Ты будешь опоссум. Как крыса, только побольше.
— Ты не зли меня, а то я стесняюсь сказать, кто у нас ты.
— А ты не стесняйся: фантазии не каждому хватает.
— Че, повыпендриваться решил перед другом? Пойдем выйдем.
— Боже мой, Сережа, — вставляет мать, убирает стакан в раковину — мыть, отодвигает Серегу, — я прошу тебя…
— Я вас маленьким тоже много о чем просил. Почему-то вы еще здесь и вот это ваше тоже.
Стах подрывается с места, Тим хватает его за локоть, стискивает пальцы, опускает обратно.
— Пошел вон, — шипит мать, — иначе я отца позову.
— Ну только и можете, — кивает, — что отца позвать: ни с сыном не справляетесь, ни уж тем более со мной.
— Пошел вон.
— Я-то пойду. А вы когда пойдете?
Стах знает: хуже для матери нет, чем когда кто-то посторонний видит часть ее жизни. Такой, какая она есть. Но Тим не хочет участвовать. Не хочет, чтобы Стах в этом участвовал. Это его позиция — позиция невмешательства. И когда Серега наклоняется к нему, чтобы спросить:
— Нравится спектакль? — Тим делает то, в чем хорош, как никто другой: игнорирует.
— Тамар, можно мне воды?
— Да, я сейчас, — она включается мгновенно — и забирается в этот иллюзорный пузырь, где ничего не происходит.
— Проблемы со слухом? — Серега отклоняется в сторону, попадая под безучастный взгляд.
Ну нет. Стаха нельзя приручить — это так не работает. Пальцами, словами, взглядами. Это так не работает. Он все-таки хватает Серегу за грудки, и стол грохочет ножками о ламинат.
— Боже мой, да что же это такое?!..
— Сергей, Аристарх.
Они сверлят друг друга взглядами, но разжимают пальцы и расходятся. Отец стоит, как обычно: привалившись к косяку, скрестив на груди руки. Взглядом Серегу из кухни выпроваживает. Безукоризненное повиновение. Все, как положено. По уставу.
Отец смотрит на Тима в упор, изучает. Тот не может с ним поздороваться. Наверное, слишком ошарашен всем, что происходит. Слабо кивает ему. Отца, как ни странно, устраивает, и он отвечает таким же лаконичным ответом. Переключается на мать:
— Вы надолго оккупировали кухню?
— Поедим — и к Стаху.
— Потом накроешь.
— Хорошо, — улыбается, как будто ей не отдают приказы.
Когда отец уходит, становится очень тихо. Мать, убедившись, что беды миновали, кладет вилки на стол и занимается тарелками.
Стах не смотрит на Тима. Тот проводит костяшками по его локтю. Словно извиняясь. Стах на секунду переводит взгляд на него, отворачивается, сглатывает. Уже чувствует, что это будет самый тяжелый ужин на его памяти. А ведь когда-то Тим совсем не касался… Кажется, это было очень давно, вечность назад.
IV
Мать ставит Тиму тарелку первому. Он сидит очень тихий и пялится на еду, как на врага народа. Стах визуально проверяет, без красного ли гарнир — в овощах много зеленого, фиолетовый баклажан стал больше коричневым, все в порядке. Котлета — вот проблема. Котлета закрытая. Стах пододвигает тарелку к себе, расчленяет беднягу вилкой, отдает обратно Тиму. Мать ставит еще одну порцию:
— Может, нож?
Тим вертит головой отрицательно. Обжигает ухо горячим шепотом:
— Я не ем котлеты…
— Зачем я ее тогда разделил?
— Не знаю… — Тим тянет уголок губ.
— Я понял.
Через пару секунд мать наблюдает, как Стах перекладывает куски из Тимовой тарелки в свою.
— Тимоша, ты котлеты не любишь?
Он виновато качает головой.
— Почему?
Тим тушуется. Потом наблюдает, как Стах обхватывает губами подушечку указательного пальца, слизывая жир — это один кусок у него на вилку самостоятельно не залезал, крошился.
— Аристаша, что ты делаешь? — мать подрывается с места. — В приличном же обществе…
Стах закатывает глаза. Когда она протягивает ему салфетки, он говорит выразительно:
— Спасибо, — и берет себе одну.
— Не паясничай.
Стах улыбается на нее, не мигая. Вдыхает тяжело, выдыхает чуть слышно. Вытирает пальцы, кладет салфетку рядом. Мать снова встает из-за стола — выбрасывает. Тим странно косит на нее, спрашивает Стаха взглядом. Тот разводит руками и принимается за еду.
— Аристаша мне сказал, что вы поссорились, — этот разговор обязан был случиться.
Тим пожимает плечами и партизанит.
— Нет? — мать начинает выпытывать.
— Мам, ну что ты пристала?