— Вы меня знаете? — спрашивает он.
— Не имею чести… а в чем дело?
— Я спрашиваю, вы меня знаете? Eh bien, répondez![92] — и повышает голос. Кричит.
Тадзио сжался и спросил вполголоса:
— Как, отец, лупить?
— Нет, пока нет. — Тадеуш выпрямился.
Офицер крикнул:
— Alors[93], вы меня знаете?
Абсолютно спокойным и тихим голосом я ответил:
— Не имею чести, в чем дело?
— В том, что вы как-то странно улыбались, глядя на нас. Вы немец? Или француз? Кто вы по национальности?
(Qu’ils sont chatouilleux, maintenant[94], — подумал я.) Тадзио сгреб с доски все фигуры и стал медленно складывать их в коробку.
— Если я и смеялся, то не над вами. Это слишком грустно… Я не немец и не француз. Я всего лишь поляк. — Это «всего лишь» я выговорил с ироничной улыбкой.
Офицер замолчал и, сильно смутившись, тихо сказал:
— Простите, я не хотел… мне показалось, что вы немец, и я не мог допустить…
Я сухо прервал его:
— Сейчас уже слишком поздно! В следующий раз…
Он подхватил:
— Да, в следующий раз мы вместе их проводим до Берлина.
— Avec plaisir! Monsieur[95], — поклонился я, уже не глядя на него, и высыпал шахматы из коробки. Он ушел, пошептался с друзьями, и они продолжили пить. Тадеуш смотрел на меня, и я видел, что ему было обидно. Разыгравшаяся шляхетская фантазия проглядывала в его голубых глазках. Руби, братва!
— Тадзио, откуда ты знаешь выражение «Как, отец, лупить?» — спросил я.
— Из «Потопа»{37}, Анджейка. В тех двух фильмах Кемличи всегда так отца спрашивали, когда кто-то начинал цепляться, как этот отставной козы барабанщик.
Задание на полчаса перед сном: осмыслить влияние «Трилогии» на Польшу.
— Белые начинают!
Тадзио часто задает совершенно неожиданные вопросы и требует конкретного ответа. Наши разговоры — как партия фехтования, в которой я опытный рапирист; знаю все выпады, терции, кварты, октавы, в то время как мой противник схватил рапиру, машет ею и после того, как хлестанет по лицу, улыбается снисходительно и говорит: ха-ха, красиво у тебя это выходит, но ты все равно получил, хоть и не по правилам. Иногда он напоминает мне девушку из рассказа Святопелка Карпиньского{38}: у отца был сын, который света божьего из-за учебы не видел. И однажды отец решил, что нужно его как-то расшевелить. Отправил, значит, к сыночку в комнату красивую девушку. Парень был очарован: «У тебя лицо красивое, как эллипс, глаза как два фокуса эллипса», и так далее в том же духе, вплоть до уравнения эллипса. А девушка говорит ему на это: «Ладно, ладно, но эллипс стоит дороже».
Сегодня мы лежали на песке. Тишина полная. Солнце было густое и сочилось с неба медленно и тяжело, как абрикосовое варенье из банки. Тадеуш вдруг сел, откинул выгоревшие волосы и выпалил:
— Нет, правда, скажи, что происходит в этом мире?
Так вот сразу, с ходу. Для него мир как двигатель внутреннего сгорания, который до сих пор работал, а теперь вдруг «стал барахлить». Ему кажется, что я могу сразу ответить, так запросто: засорился карбюратор, надо его продуть — и будет всё в порядке. Нет, не могу, хотя знаю, что проще всего было бы именно таким образом; по-шоферски, как меня учили на Баштовой в Кракове: капитализм, дорогой Тадеуш! Нет, капитализм — только один из самых очевидных факторов того, «что происходит в этом мире». Мне кажется, что в такого рода процессах именно то, что очевидно, несущественно. «Очевидное», скорее, лишь показатель определенных важных процессов, обычно неочевидных.
Некоторое время я думал, а потом начал. Это были долгие часы «ажурной работы» рапирой. Тадеуш слушал с интересом, но в конце концов нетерпеливо приподнялся на локтях:
— Ендрусь{39}, ей-богу! Я не хочу тебя оскорбить, но все это о Египте, о Греции, о римлянах, о Средних веках и об этом Ресенансе, или как его там, интересно, но ты сваливаешься в штопор.
Вот они, блестящие интуитивные определения Тадеуша. Не знаю, можно ли лучше передать суть интеллектуального перехлеста, чем вот именно таким определением, которое он подхватил на службе в авиации: ты сваливаешься в штопор. Действительно, сваливаюсь. Необходимо выровнять. Я сел. Признал его правоту, спросив, однако, понял ли он меня в целом и интересно ли это ему.