— Эй, сколько за ночь? — спросил Псих, размахивая цепью перед лицом испуганного парня.
Шлюха испуганно отшатнулся.
— Да не ссы, мы будем нежными! — Молот толкнул его под подбородок; гей пошатнулся, но не упал.
— Эй, что вы делаете? — вмешался было какой-то дедок тоже голубоватой наружности, очевидно — сутенёр, но сразу же огрёб от одного из скинхедов кулаком в висок. Малолетний педик был готов разрыдаться, но кулак Серёжи успокоил его. Пидаров он, пожалуй, ненавидел больше всего.
Пидарасы спешили скрыться. Драться они умели только во времена Спарты, а сейчас готовы были зассать при первом же шорохе. Но бравые нацболы и скинхеды нагоняли их сокрушительными пиздюлями. На них, как на наименее защищённых слоях населения, можно было отлично оторваться, потому что милиция не станет расследовать избиение пидарасов.
Их били нещадно тяжёлыми ботинками прямо по накрашенным лицам, цепями по начищенным зубам, чтобы слышать этот душещипательный треск. Псих, озверев вконец, воткнул одному из голубых в анус бутылку с горящим «коктейлем Молотова». Тот корчился и стонал от боли, пламя разрывало прямую кишку изнутри. Потом последовал взрыв, и белая рыхлая жопа покрылась осколками и бурлящей от огня кровью. Душераздирающая картина напоминала пытки святой инквизиции или очередной круг Ада.
Ловким росчерком ножа Дима отсёк яйца пидару, который попытался скрыться с места казни. Теперь ему обеспечена только предсмертная менструация. Захлёбываясь кровью и рвотой, он корчился на грязной брусчатке под ногами скинхедов. Белые шнурки стали красными от крови.
Следующему пидару не повезло ещё и потому, что он родился евреем: в концлагере ему пришлось бы носить сразу две нашивки — со звёздочкой и с треугольничком. Но, к сожалению, концлагеря давно прикрыли за негуманность, заменив всё просто смертной казнью. Василий, посмеиваясь, наблюдал, как скинхеды вырезают жиду на лбу разнокалиберные свастики и звёзды Давида.
Нацболы тоже не скучали, проделывая странные девиации с анусом полумёртвого пидара и бейсбольной битой.
— А это не считается педерастией? — спросил Молот ненароком, продолжая запихивать биту всё глубже в недра гейской жопы. Бита была хорошая; жаль, что её потом придётся выкинуть, так как она чересчур осквернилась.
— Ну, только если у тебя не встал, — сказал Псих. — Только если у тебя не встал.
Где-то вдалеке раздался звук милицейской сирены, как сигнал к бегству. Вечно они спешат обломать этот ад и праздник арматурной содомии... Напоследок бросив взгляд на площадь, покрытую телами мёртвых и не очень пидарасов, кровью и осколками, наша боевая компания поспешила скрыться.
Эпилог
Последним поездом нацболы и скинхеды поехали в Ховрино, чтобы празднично забухать в знаменитой заброшке. Тебе нечего бояться в ночи, если ты и так самое страшное зло этих развалин. Сатанисты, хачики, бомжи, собаки и школьники — ничто по сравнению с настоящими борцами с системой. Возле станции их уже поджидала Протеза, которая тащила с собой несколько бутылок водки и варёную колбасу. Также на такси подъехала Изольда, захватив с собой вискаря с очередного корпоратива. Её ничуть не пугал тот факт, что придётся идти в заброшку. Бурная молодость научила её не бояться ничего.
От станции до здания заброшенной больницы на Клинской улице было рукой подать. Никакой охраны в те годы не выставлялось — сталкинг не успел стать трендом. Местные собаки, предусмотрительно храня молчание, держались от подозрительной компании на безопасном расстоянии. Собственно, это был момент, когда все труды, связанные с достойным почтением памяти двух великих людей, остались позади, и можно было наконец просто расслабиться среди своих. В ход пошёл алкоголь, а кто-то даже раскурил косяк. Кондрат смотрел на всё это с нескрываемым неудовольствием, но терпел. В глубине души он понимал, что столь разные по своим привычкам, по внешности и по убеждениям люди смогут изменить этот мир лишь в единстве.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/