Парнишка побледнел и отступил на пару шагов назад, однако все-таки остался. Распорядитель сурово огляделся, а затем щелкнул пальцами. К нему подошел слуга с высоким кувшином и, почтительно поклонившись, встал рядом.
– Сейчас Судьба определит, в каком порядке вы будете выходить на Арену! В этом сосуде ровно восемнадцать пронумерованных шаров. Тот, кто вытаскивает шар с цифрой один, сразится первым!
Картхар еще не успел договорить, а Твердолоб, растолкав ближайших магов, уже засучил рукав и запустил пятерню в кувшин. Однако то ли его рука оказалась слишком короткой, то ли слишком толстой (или же и то, и другое вместе) – но, судя по отчаянной ругани, до шаров он не дотягивался.
– А ну-ка, давай наклони его, живо! – рявкнул гном на слугу, который с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
– Почтеннейший Твердолоб! – строго произнес Картхар. – Боюсь, что по правилам мы не можем этого сделать. Так что на твою долю достанется последний шар.
Под отчаянную брань возмущенного коротышки маги разобрали свои шары. Амину выпало выйти на Арену четвертым. Первым сразиться предстояло одному из эльфов, вторым – темнокожему магу, выглядевшему чуть старше, чем все остальные. Шар с номером три остался последним в кувшине к немалой радости Твердолоба, который рвался на Арену как можно раньше.
– Что же, Судьба сказала свое слово. – Распорядитель нахмурился, глядя на приплясывавшего от нетерпения гнома с киркой в обнимку. – Пусть же победит сильнейший, и да пребудут с вами Хранители! У уважаемого Аэрона есть пять минут до выхода, чтобы приготовиться к поединку.
– А я десятка золотых не пожалею, чтобы прямо сейчас надрать задницу кого-там-мне-наколдовали! Уж больно ждать невтерпеж! – Твердолоб с надеждой взглянул на эльфа по имени Аэрон, но долгоживущий лишь презрительно скривил губы и отвернулся.
Амин невольно улыбнулся, глядя на воинственного коротышку. Кажется, гном был единственным среди собравшихся здесь магов, кто не испытывал никакого волнения. Впрочем, эльфы также выказывали мало беспокойства – настолько они были уверены в своем магическом искусстве и превосходстве над людьми. Выглядел спокойным и темнокожий маг, которому предстояло сразиться на Арене вторым. Остальные же озабоченно бродили назад и вперед, шепча охранительные заклинания и перебирая амулеты.
Чувствовал себя весьма неуютно и сам Амин. Конечно, на столь грандиозном празднестве он присутствовал впервые, однако магические состязания не были для него новинкой – причем ему доводилось не только наблюдать, но и принимать в них участие. Однако правила поединков в Далле показались юноше слишком жестокими. Чего стоил яд, который едва не погубил Элениэль! Да и напоминание Картхара о седьмом пункте контракта настроения молодому магу не улучшило. Окончи он обучение в Гильдии Магов Гарма лишь вчера, то, возможно, счел бы разумным отказаться от выступления – пусть это стоило бы ему понижения в ранге. Но год странствий закалил Амина и прибавил ему уверенности в своих способностях и силах.
– Прошу проследовать на Арену Аэрона из дома Гильэрмов! – церемонно провозгласил слуга, тот самый, что держал кувшин с шарами во время жеребьевки.
Эльф расправил складки своего плаща и, кивнув головой остальным (Амин подумал, что скорее всего он обращался преимущественно к своим соплеменникам), вышел через невысокую дверь, расположенную в дальнем конце комнаты. Первого из стихийных магов на Арене зрители встретили восхищенным ревом – крики заполнили помещение, когда дверь приоткрылась, выпуская Аэрона.
Амин нахмурился – в воплях толпы ему послышались нотки ярости и предвкушения крови. Что больше всего жаждет увидеть кучка зевак на городской площади, глядя на канатоходца, идущего на головокружительной высоте? Почему в их дружном вздохе, когда смельчак благополучно достигает противоположной площадки, больше разочарования, чем радости? Из-за чего люди валом валят на выступления заезжих циркачей и, затаив дыхание, следят за укротителями львов и тигров?
Добродушные горожане и мирные крестьяне в глубине души таят надежду, что канатоходец сорвется и с предсмертным криком распластается на мощеной площади, а дикие звери набросятся на циркача с хлыстом и начнут рвать в клочья трепещущую плоть. Конечно, все будут потом сокрушенно покачивать головами и сожалеть о погибших, но сердца их будут сладко замирать при воспоминаниях о криках боли и ручьях крови.