Маркиз положил вилку и нож на тарелку, и движения его выглядели столь категоричными, столь решительными, что принцесса за секунду до произнесения вслух как бы услышала его слова: «Вы мне ничего не говорили, я от вас ничего не слышал».
Вместо этого Шетарди спросил:
— Как вы узнали?
— В отличие от многих иных, я не только смотрю, я ещё и вижу.
— Вы наблюдательны, — после паузы произнёс он.
— Правильнее сказать, я женщина.
Сменив тему и позлословив насчёт менее влиятельных особ, перед десертом Шетарди всё-таки вернулся к столь заинтриговавшей его теме.
— И когда же, по-вашему, она должна родить? — спросил он.
— Кто должен родить? — удивлённо поинтересовалась принцесса.
— Её величество.
— Извините, маркиз, я на сей счёт ничего как будто не говорила.
— Вы сказали, будто она беременна.
— Ну...
— Вот я и хотел бы узнать, когда можно ожидать естественного исхода.
— Родов, вы хотите сказать?
— Ну, — передразнивая принцессу, сказал де ля Шетарди.
— Думаю, никогда, — был ответ.
Маркиз внимательно посмотрел на неё, затем мелко засмеялся, не производя никаких при этом звуков. Иоганна-Елизавета, почувствовав некое единение с собеседником, тактичным смехом поддержала маркиза, который галантно, через стол поцеловал ей руку.
ГЛАВА V
1
Для матери болезнь Софи оказалась сродни путешествию: первый день был исполнен волнения, следующая пара дней прошла так ли, сяк — частично в делах собственных, частично в заботах о дочери, а где-то с четвёртого или пятого дня нахождение больной дочери в постели сделалось таким же привычным и естественным, как надутые ветром паруса, или перестук лошадиных копыт, или скрип колёс... Лишь на девятый день мать заволновалась, ибо простуда облекалась в необычную симптоматику, а температура всё ползла вверх, причём чем усерднее пытались эту температуру сбить, тем скорее она увеличивалась. И нужно было что-то делать, как-то реагировать. Иначе ведь...
Да, именно в связи с болезнью дочери Иоганна вдруг почувствовала, до какой степени уязвима её собственная позиция при российском дворе и насколько она, принцесса, обязана благополучием именно своей дочери, какой бы паршивкой и нахалкой та ни представлялась в отдельные моменты. Чтобы снять все элементы, вызывающие раздражение, Иоганна легко выбила у Софи согласие на то, чтобы подарить родной мамочке голубой цербстский отрез на платье, а после этого сразу же пригласила врачей, которые не нашли повода для беспокойства, хотя с привычной озабоченностью и дали понять, что болезнь, как ни крути, есть болезнь и надлежит прибегнуть к не вполне приятным видам лечения, чтобы состояние не сделалось хуже.
После окончания врачебного осмотра и выработки лечения Иоганна, будучи не в силах дольше терпеть, ринулась в комнату, где хранился атласный отрез, обхватила материю, как ребёнка, чуть развернула приятно увесистую штуку и приложила к себе. От восторга принцесса начала тихонько напевать «Жёлтые весенние цветы», песенку своего детства. Суть даже была не в конкретной выделке материи и не в голубом окрасе, а в том, что это был тот самый голубой, который делал Иоганну чуть ли не вдвое моложе и привлекательнее. Портным известны отдельные такие вот случаи, когда материя может вдруг принципиально преобразить женщину. Это был как раз такой вот редчайший случай.
«Императрица в порошок меня сотрёт», — радостно думала Иоганна, предвкушая свой триумф, заранее упиваясь будущим фурором. Песня лилась сама собой: было такое чувство, что душа наполнена мелодией до самых краёв.
Позабыв элементарное приличие, она пела всю дорогу до своей спальни, а встреченные в коридоре служанки покорно опускали глаза, стараясь не видеть и по возможности не слышать, как вышедшая от умирающей (так они думали) дочери мамаша цветёт и не скрывает охватившей её радости.
Вслед за четвергом, днём удачнейшего приобретения атласной материи, наступила, как водится, пятница. А в пятницу-то интонация эскулапов существенно изменилась. С такими же, как и накануне, лицами вместо прежнего «чтобы ей поправиться...» они вдруг заговорили в тональности «чтобы она не умерла...». И вот тут Иоганна услышала страшное слово «variolе» — оспа. Услышала и ужаснулась.