«То, что высказывается и мыслится, необходимо должно быть сущим [„тем, что есть“], ибо есть — бытие, А ничто — не есть: прошу тебя обдумать это… …Остаётся только один мысленный путь, [Который гласит]: „ЕСТЬ“. На нём — очень много знаков, Что сущее нерождённым, оно и не подвержено гибели, Целокупное, единородное, бездрожное и законченное [?]. (5) Оно не „было“ некогда и не „будет“, так как оно „есть“ сейчас — всё вместе [~ одновременно], Одно, непрерывное. Ибо что за рожденье будешь выискивать ему? Как и откуда оно выросло? Из не-сущего [„того, чего нет“]? Этого я не разрешу Тебе высказывать или мыслить, ибо нельзя ни высказать, ни помыслить: „Не есть“. Да и какая необходимость побудила бы его (10) [Скорее] позже, чем раньше, начав с ничего, родиться на свет? Следовательно, оно должно быть всегда или никогда»[37].
Если мыслить непротиворечивую действительность, то движение и множество невозможны. Отсюда также следует, что времени нет, ибо прошлое означало бы небытие. Есть лишь настоящий миг, в точности как в советской песне:
«Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь».
По Пармениду существует, таким образом, только единое Бытие, которое не имеет различий внутри себя, сплошное — в нём нет никакого движения и изменения. Парменид пишет также, что оно имеет форму шара, но это явно метафора, показывающая совершенность, завершённость бытия.
Таким образом, Парменид логически приходит к абсурдным выводам, что в мире существует лишь такое абстрактное бытие.
Проблема в том, что логика Парменида построена на неприятии противоречия, и, последовательно её применяя, он лишь обнажил ограниченность такой логики. Но даже с точки зрения логики, которая всюду должна избегать противоречия, Парменид, сам того не замечая, допускает противоречие в своём ключевом тезисе. Утверждая, что «небытия нет» т. е. несуществование небытия, небытие небытия, Парменид признаёт наличие небытия.
Но, поставив и заострив вопрос о бытии и небытии, Парменид дал мощный толчок развитию диалектической мысли. Заслуга Парменида в том, что он выявил противоречие между логикой и реальной, эмпирической действительностью.
Истинная суть проблемы в том, что бытие действительно не существует как нечто отдельное, как некая субстанция, граничащая с бытием, но оно существует внутри бытия. Небытие — это граница вещей, не только пространственная, но прежде всего логическая. Стул — это небытие стола, яблоко — небытие автомобиля. Изменение, движение — это исчезновение одного и возникновение другого, т. е. это также происходит через небытие.
Уже у Платона в диалоге «Софист» даётся достаточно глубокое изложение диалектики бытия и небытия, и в общих чертах даётся ответ на вопрос Парменида о небытии.
«Чужеземец. Небытие, таким образом, необходимо имеется как в движении, так и во всех родах. Ведь распространяющаяся на всё природа иного, делая все иным по отношению к бытию, превращает это в небытие, и, следовательно, мы по праву можем назвать всё без исключения небытием и в то же время, так как оно причастно бытию, назвать это существующим»[38].
«Чужеземец. А мы не только доказали, что есть несуществующее, но и выяснили, к какому виду относится небытие. Ведь, указывая на существование природы иного и на то, что она распределена по всему существующему, находящемуся во взаимосвязи, мы отважились сказать, что каждая часть природы иного, противопоставленная бытию, и есть действительно то самое — небытие»[39].
Но ещё более отчётливо диалектика бытия и небытия становится понятна при анализе апорий Зенона, ученика Парменида.
Апории Зенона
Зенон сформулировал множество т. н. апорий, которые должны доказать истинность положений Парменида. Апории — буквально отсутствие поры, прохода, логический тупик. Зенон начинает с допущения правоты позиции противников Парменида и далее, логически развивая их тезис, приводит его к непримиримым противоречиям и, таким образом, демонстрирует его абсолютную ложность. Но именно такое вскрытие противоречий, ставит вопрос об их диалектическом разрешении. Зенон этого не делает, он прокладывает логический путь к этому. Большинство апорий Зенона посвящено доказательству невозможности множества и движения. Но, также как и Парменид, Зенон не отрицал чувственную достоверность движения и множества. В «Философских тетрадях» возле гегелевской цитаты по этому поводу Ленин делает вывод: