Платон разделял мнение Гераклита о текучести и изменчивости мира. Но если Гераклит считал, что такова сущность мира, таков его Логос, который неотъемлем от мира (а по сути, и есть сам мир), то для Платона это означало, что наш реальный мир есть что-то неустойчивое и неподлинное. Поэтому Платон из этого делал вывод, что есть другой, подлинный мир, где отдельно от самих текучих вещей существуют «эйдосы», устойчивые сущности этих вещей, которые при этом сами представляют собой некие отдельные субстанции. Платон, таким образом, не монист, а последовательный дуалист и идеалист.
Родоначальник греческой комедии и философ Эпихарм «высмеял это учение (Гераклита — М. Д.) в комедии: заимодавец требует назад долг, а должник отрицает, что он тот же самый, поскольку в нём одно прибавилось, а другое убавилось. Когда же заимодавец избил его и был привлечён к суду, то сам в свою очередь стал говорить, что бил-то один, а к суду привлекли другого»[53]. Эта шутка самым точным образом выявляет реальное противоречие, которое пытался решить Платон. Ведь, в самом деле, мы сейчас знаем ещё больше о постоянном изменении в человеческом теле. Получается, человек в каждый момент уже не является тем человеком, которым он был момент предыдущий. Но ни один суд не примет такого аргумента. Ранние греческие философы писали о пределе, логической границе вещи. Есть постоянные изменения, но есть и устойчивые сущности. Человек остаётся тем же самым, несмотря на все изменения, пока он жив. «Идеи» Платона — это и есть эти устойчивые сущности. При этом мир этих сущностей Платон сделал некой отдельной сферой, противостоящей посюстороннему текучему миру.
Если мы эту теорию переведём на язык позднейшей диалектической философии, в частности — Гегеля и Маркса, то, конечно, тут речь идёт о понятиях. А идеализм Платона как раз заключается в том, что он понятия вещей превратил в отдельную сущность, по сути, в некий отдельный мир.
Гегель в «Науке Логики»:
«Предмет, объективный и субъективный мир, не только должны вообще совпадать с идеей, но они сами суть совпадение понятия и реальности; та реальность, которая не соответствует понятию, есть только явление, субъективное, случайное, произвольное, которое не есть истина» — Ленин резюмирует: «Согласие понятий с вещами не субъективно»[54].
Аристотель считал, что истина может быть лишь в области соответствия наших представлений вещам и отрицал, что можно говорить об истинных или неистинных вещах самих по себе. Но, чтобы перейти от школьного понятия истины к диалектическому, необходимо ставить вопрос о соответствии вещи своему собственному понятию. Именно с этим подходом солидаризуется Ленин у Гегеля.
Бытийность, реальность вещи, таким образом, определяется через степень причастности идее, т. е. соответствия её собственному понятию. Например, кажимость — отклонение от понятия. Это нами осознается даже на бытовом уровне, когда мы, например, говорим «настоящий друг», что подразумевает, что может быть друг, который вроде как друг, но в действительности «и не друг, и не враг, а — так…».
При этом нет идей плохих вещей, есть недостаточная причастность к идее хорошей вещи. Подлинное бытие «хорошее», а плохое — недостаток хорошего. Каждая вещь в реальном мире обладает степенью «хорошестью». Тут Платон вводит в онтологию некий положительный полюс, к которому вообще тяготеет бытие.
Разберём это более подробно. В учении Платона не только вещи причастны идеям, но и идеи могут быть причастны друг другу. Просто хотя бы потому, что одна идея может включать в себя содержание нескольких других. Скажем, идея красоты включает в себя также идеи совершенства, идею гармонии и т. д.
Наряду с другими идеями существует идея блага. Это центральная идея Платона, и тут важно, что она соединяет в себе онтологическое, этическое и гносеологическое содержание. Идея блага не является каким-то потусторонним существом вроде бога, как это иногда понимается, например, у неоплатоников. Это просто одна из идей, но причастность к ней играет особую роль.
Благо — это красота, соразмерность, истина. Т. е. нечто положительное. И через идею блага может определяться как, например, понятие справедливости, так и, скажем, качество чертежа какой-нибудь детали. Гносеологический аспект всего этого не менее важен. Понимание, что хорошо, а что плохо, мы получаем через познание идеи блага, к которому мы идём. Знание есть путь к благу. Тут, как видно, Платон следует по пути Сократа, значительно обогащая его идею о знании как пути к истине и нравственности.