«Весьма характерно, что самое наличие таких законов, одинаково управляющих и космосом и „душой“, для первых мыслителей является чем-то само собой разумеющимся, столь же самоочевидным, как и существование окружающего мира… Поскольку философия выступает здесь именно как теоретическое мышление вообще, она, естественно, и принимает эту предпосылку как само собой разумеющуюся предпосылку, как необходимое условие самой себя, как „безусловное условие“ самой возможности теоретического мышления. Именно поэтому философия и противопоставляет себя религиозно-мифологическому миропониманию, с одной стороны, как стихийный материализм, а с другой стороны, как столь же стихийная диалектика. Материализм и диалектика тут неотделимы друг от друга, составляя, по существу, лишь два аспекта одной и той же позиции — позиции „мыслящего рассмотрения предметов“, позиция теоретического мышления вообще, а тем самым — и философии, которая тут вообще себя ещё от теоретического мышления не отличает, тем более — не противопоставляет себя ему»[3].
Но есть также другая причина этого сочетания научного прорыва с элементами архаики. Позднейшая мысль (в особенности Нового времени, когда наступил качественно новый этап развития диалектики), так или иначе, исходит из раскола субъекта и объекта, их отделения. Прохождение этой огромной исторической эпохи и этапа философского развития неизбежно, чтобы двигаться дальше. Гегель изобразил это движение в «Феноменологии духа» как отчуждение и снятие этого отчуждения. Маркс переработал и подверг критическому анализу эти мысли Гегеля в «Экономико-философских рукописях 1844 года».
Но нас тут интересует более ранний этап развития общественного сознания, когда раскол субъекта и объекта ещё не препятствовал целостному восприятию мира. Феномен отчуждения в эту эпоху — эпоху классического греческого полиса — проявлялся в минимальной степени, несмотря на существование классов и государства. Впрочем, на тему социальных причин расцвета культуры, науки и т. д. в греческом полисе существует богатая и содержательная литература (в том числе Маркс в знаменитом «Введении» сформулировал ряд фундаментальных выводов по этим вопросам). Мы тут не будем в это углубляться. Целостное восприятие мира для ранних греческих философов есть нечто самоочевидное и естественное. Это непосредственное, наивное восприятие — и в этом смысле оно архаично. Но тут есть и великое преимущество. В конечном счёте, такое восприятие по своим основным чертам совпадает с позицией материалистической диалектики. Правда марксистская диалектика есть итог анализа не только всей предшествующей философской мысли, но прежде всего итог изучения исторического развития, смены формаций, развития производительных сил, выводов естественных наук и т. д. Иными словами, диалектика марксизма родилась на совершенно другом уровне научного и исторического развития. Поэтому, как бы ни были близки мысли ранних греческих мыслителей современной материалистической диалектике, записывать Анаксимандра или Гераклита в марксисты было бы нелепостью.
Но это целостное восприятие мира утрачивается уже в классический период развития греческой философии. Возьмём, например, Аристотеля, в структуре мышления которого разделение субъекта и объекта проступает очень отчётливо. У Аристотеля вот субъект, а вот объект (природа, мир). Субъект изучает мир как нечто внешнее с помощью логики, понимаемой как инструмент.
Диалектический подход совершенно иной. Если мы исходим из непосредственного единства субъекта и объекта, то субъект — это всего лишь часть природы, а законы мышления совпадают с законами развития объективного мира. А это ведь и есть правильное понимание диалектики — не как набора приёмчиков для понимания внешней реальности, а как закона, по которому развиваются и человеческое мышление, и природа. А мышление, разум — это ведь и есть высшая форма развития материи. Аристотель же пытается всячески отделить логику от онтологии. К счастью, у него это не всегда получается. Скажем, логический трактат «Категории» является также важнейшей частью аристотелевской онтологии. И такие «непоследовательности» у Аристотеля как раз наиболее интересны. Это отмечал ещё Ленин.
Л. К. Науменко так описывает «онтогносеологию» ранних греческих философов:
«Древних вообще мало интересует вопрос об отношении познания к предмету. Это отношение не фиксируется ими как некая самостоятельная проблема. Их интересует лишь отношение предмета к самому себе. Что же касается познавательного отношения, то оно лишь выражает и актуализирует эту предметную логику. Субъект не выделен из мира и не противопоставлен ему в своей исключительности (и притом так, что весь остальной мир для него есть лишь „предмет“, как это имеет место в новоевропейской философии). Субъект у древних находится в том же измерении, что и „предмет“. Подлинным субъектом является лишь мир в его целом. Поэтому и отношение теоретического субъекта к „предмету“ выглядит как частный случай отношения мира к самому себе. Рационально понятое теоретическое отношение познания к предмету есть предметное отношение действительности. Структура познавательного отношения сполна сводится к структуре реальности и выражается через предметные категории. Теория действительности здесь всегда поэтому рассматривается как внутреннее основание теории познания»[4].
3
Э. В. Ильенков «Философия и культура». М., 1991, стр. 62. Там же: «Для натурфилософии исходным и естественным оказывается представление, согласно которому человек, обладающий „душой“, есть лишь одно из многочисленных существ, населяющих космос, а потому и подчинённое всем его законам, не знающим никаких привилегий и исключений. Это — чистый материализм. Хотя и стихийный, хотя и „наивный“, но не такой уж глупый, понимающий, что высшим достижением „разумного“ существа является не обыкновение лезть напролом, наперекор мощному сопротивлению сил природы, а наоборот, умение понимать их и считаться с ними, умение сообразовывать свои собственные действия с законами, мерами и порядками космоса, с его неодолимо-могущественной властью, с его „Логосом“, „не созданным никем из богов и никем из людей“. А это — первая аксиома и заповедь и современного теоретического мышления вообще, та грань, которая отделила когда-то и отделяет поныне научно-теоретический взгляд от стихийно-прагматического отношения к миру, резюмирующегося в наиболее чистой форме именно как религиозно-мифологизирующее мировоззрение, с характерным для последнего обожествлением нахрапистой „воли“ и культом сверхъестественно мудрой личности, с ритуальным почитанием традиционно унаследованных форм жизни и не подлежащих критике представлений.
Именно поэтому материализм и является не только исторически первой формой и теоретического мышления вообще, и философии (как самосознания этого мышления), но и „логически“, т. е. по существу дела, фундаментально первым основоположением современного научного мировоззрения и его философии, его логики.
Столь же органически и естественно философии тут оказывается свойственной и стихийная диалектика. Это связано с самым существом той задачи, необходимость решать которую и вызвала к жизни философию, эту первую форму теоретического мышления» (стр. 65).