А ещё в городе встречались красивые женщины. И несмотря на внешнюю строгость, они строили бородатым морякам глазки.
— Мы останемся здесь на неделю, не больше, — решил Тропинин, отметив, что его люди не прочь пожить на острове годик-другой. — Передохнем, поторгуем, поправим оснастку и в путь. Нам нельзя упустить сезон дождей.
На небе сияло солнце, тучи если и набегали, то на короткое время. Даже не верилось, что в пяти сотнях миль к западу могут бушевать ураганы.
— Прежде всего нам нужно найти проводника, — напомнил Яшка. — или хотя бы разузнать побольше о проливе и его опасностях.
Малаккский пролив был наверное самой сложной частью всего путешествия. Он лишал скоростные шхуны главного преимущества — скорости и маневра, а значит и возможности уйти от нападения, если перевес окажется не на их стороне. Близкие берега позволяли пиратам атаковать прохожих купцов на веслах в безветренную погоду.
Вэнь, как единственный переводчик флотилии, оказался нарасхват. Лёшке пришлось употребить власть, чтобы оставить его при себе. В конце концов он действовал в общих интересах. А с девицами матросы могли общаться и на языке жестов.
Это был первый опыт колониальной торговли Тропинина. Он действовал осторожно. Продал часть каланьих шкур, других мехов в обмен на запас продовольствия, некоторое количество китайского чая (правда среднего качества), фарфор, кофе и некоторые другие вещи. Его наверняка надули, но полученный опыт стоил затрат. Он приобрел некоторые сведения о конъюнктуре и внутриазиатской торговле. Голландцы доминировали в ней и ревностно оберегали свои привилегии, контролируя местные государства и проливы.
Так что опять все упиралось в лоцмана.
Местный купец Ибрагим посоветовал человека, который поможет им пройти пролив. Человека звали Мамун, он был магометанином и относился к местной народности буги, что слегка развеселило Тропинина. Веселился он зря. Из разговоров стало понятно, что буги промышляют набегами, пиратством, наемничеством и даже вмешиваются в местную политику. Впрочем, Ибрагим заверил, что на Мамуна можно полностью положиться.
В качестве встречной услуги купец заказал привезти из Бенгалии корень пачак, опиум, бетель, а также благовония и прочие радости жизни, пообещав дать за всё хорошую цену. Он вообще всячески намекал, что станет надежным контрагентом, если уважаемые американцы пообещают впредь ему первому предлагать товар. На что Тропинин сразу же согласился.
С трудом собрав матросов по притонам (которые выглядели как обычные жилые дома), они покинули гостеприимный городок. Едва шхуны вышли из гавани, их капитаны приказали поднять пушки, так как дальнейший путь лежал в узких проливах между островами, с каждого из которых на них могли напасть. Кто его знает, городок наверняка кишел осведомителями, а Тропинин и Яшка по первому времени не доверяли и Мамуну.
Целый день ушел на лавирование между островами, наконец к вечеру корабли вышли в широкий пролив.
Следующие несколько дней Мамун давал советы, Вэнь переводил, Яшка принимал решение, а кто-нибудь из матросов передавал указания на «Мефодий».
Где-то следовало держаться ближе к юго-западному берегу (то есть к острову), где-то к северо-восточному (то есть к материку), где-то приходилось сбавлять ход, чтобы оказаться на траверзе очередного городка среди ночи и не попасть на глаза рыбаков. На первый взгляд пролив выглядел достаточно широким даже для парусника, но Мамун утверждал, что рядом с берегами много подводных камней. И разумеется, никакие буйки или створные знаки фарватер не обозначали. Хотя основная опасность исходила всё же от людей, а не от моря. Поэтому в первый же день перехода Мамун посоветовал нарисовать на парусах продольные полосы, чтобы издали шхуны можно было принять за джонки.
Яшка идею воспринял с энтузиазмом, поступив даже хитрее. На борту имелся набор парусов с латными карманами, куда вставлялись шесты на манер шпринтова, с упором в мачту. Их он и использовал. На нос натащили всякого хлама, часть бушприта обернули штормовым парусом с завернутыми в него пустыми бочками, корзинами, всё это перевязали канатами, точно сверток с подарком, так что издали он стал походить на продолжение корпуса. Похожий трюк проделали на «Мефодии». Затем корабли разошлись, и Яшка смог оценить принятые меры со стороны.
— Пойдет, — решил капитан.
Джонками они, конечно, выглядели лишь в сумерках, но именно сумерки считались здесь самым опасным временем. На ночь приходилось убавлять паруса, чтобы случайно не оказаться на прибрежных скалах, а медленный ход делал корабли лёгкой добычей. Поэтому вечером усиливались вахты, снаряжались фальконеты, поднималась из трюма пара пушек.
В одну из тревожных ночей они прошли местную столицу — город Малакка, давший название проливу, реке, полуострову и стране. Хотя возможно всё обстояло наоборот, и город получил имя от местности или народа. Тропинин не был силён в этимологии.
Самое оживленное (и узкое) место пролива шхуны проходили особенно скрытно. Погасили топовые огни, лампы и даже пушечные фитили. С палуб убрали всё светлое, и по предложению Мамуна, добавили сажи на паруса. Тропинин мимоходом подумал, не подобное ли желание стало причиной выбора черного цвета для пиратских кораблей?
Их маленькую флотилию не заметили ни голландцы, ни их местные приспешники, ни враги, ни пираты. Голоса, крики, прочий шум всю ночь доносились то с материка, то с проходящих лодок, то с острова, что находился напротив города, однако, чужаков местные не обнаружили.
Впрочем, проскочить совсем незаметно не удалось. Едва рассвело, со шхун увидели несколько лодок, пытающихся их догнать. Но с яшкиными кораблями преследователи могли тягаться только в полный штиль. А ветер был крепок. Яшка приказал прибавить парусов и погоня быстро отстала.
Минул ещё один день.
— Селангор, — сообщил Мамун, показывая на небольшое устье реки.
Затем он произнес несколько фраз на кантонском диалекте.
— Там камень ломать, блик добывать, — перевел Вэнь.
— Блик?
— Голландский блик, — пояснил Вэнь. — Англичан зовет тин. Но наше тин значит небо. Лучше блик.
Тропинин метнулся в казёнку и вернулся с кружкой.
— Олово? — спросил он.
Вэнь с Мамуном дружно кивнули, подтверждая догадку командора.
— Далеко? — поинтересовался Лёшка. — Добывают его, в смысле.
— Дальше по реке.
— Туда можно подняться?
Выслушав перевод, Мамун посмотрел на Тропинина как на безумца, собирающегося проглотить ядовитую ягоду.
— Нет. Сулейман пригласил голландцев добывай олово, — перевел Вэнь. — Но Сулейман нет власти. Салехуддин Шах прогнать голландцев. Салехуддин Шах народа буги, великий воин.
Мой! Буги! — гордо добавил Мамун, ударив себя в грудь.
— Он не любить европейца, — закончил переводить Вэнь.
— Но мы не голландцы, — возразил Тропинин. — Мы по сути даже не европейцы.
Мамун пожал печами. Как отдельная нация американцы пока не котировались. Затем он подумал с минуту и высказал новую мысль.
— Ты можешь купить сколько хочешь олова у Ибрагима, — перевёл Вэнь Мамуна. — В Танджунг Пинанг есть всё.
Поборов желание немедленно развернуться и отправиться на закупку олова, Тропинин заставил себя вновь думать об Индии. Возможно этот металл можно будет купить и там.
После устья Селангора пролив становился шире с каждой милей, так что оба берега вскоре превратились в дымку и исчезли. С каждой милей портилась и погода. Штормы Индийского океана нагоняли сюда высокие волны. Дожди становились чаще, сильнее, продолжительнее, пока не превратились в один бесконечный поток. Декорации намокли, усилили дифферент на нос. Маскировку пришлось убрать. До самого океана пиратов они так и не повстречали.